Половина желтого солнца

– Анулика? Она же совсем еще девочка. Лет шестнадцать-семнадцать, да?

– Ее ровесницы уже выходят замуж.

Оланна вновь склонилась над ванной.

– Приедем, конечно.

– Угву! – опять позвала Малышка.

– Разогреть Малышке кашу, мэм?

– Да. И молоко, пожалуйста.

– Хорошо, мэм.

Постояв еще минутку, он, по обычаю, спросит, как прошла неделя без него, а Оланна расскажет, кто из друзей приходил, кто что принес, доели ли рагу, что он оставил в морозилке.

– Мы с Хозяином решили, пусть Аризе приедет к нам в сентябре рожать, – сказала Оланна.

– Правильно, мэм, – одобрил Угву. – Хорошо бы малыш походил на тетю Аризе, а не на дядю Ннакванзе.

Оланна засмеялась:

– Да, хорошо бы. Комнату для нее приготовим заранее. Пусть к ее приезду ни пылинки не останется.

– Не волнуйтесь, наведем чистоту. – Угву нравилась тетя Аризе. Он помнил ее свадьбу в Умунначи года три назад. Какая она была пухленькая, веселая, лучезарная, а он так упился пальмовым вином, что чуть не уронил Малышку, тогда совсем кроху.

– В понедельник я еду за ней в Кано, повезу ее в Лагос за покупками, – продолжала Оланна. – Малышку возьмем с собой. Приготовь в дорогу голубое платьице, что ей сшила Аризе.

– Лучше розовое, мэм. Голубое ей маловато.

– Правда. – Оланна бросила пластмассовую уточку обратно в ванну, и Малышка с визгом утопила ее в пене.

– Нкем! – крикнул из гостиной Хозяин. – Свершилось!

Оланна кинулась в гостиную, Угву – за ней.

Хозяин стоял у радиоприемника. Телевизор тоже работал, но без звука, и казалось, будто люди на экране не танцуют, а пьяно шатаются.

– Случился переворот! Говорит майор Нзеогву из Кадуны!

Голос по радио был молодой, радостный, уверенный:

Действие Конституции приостановлено, местное руководство и выборные органы распущены. Дорогие соотечественники, цель Революционного Совета – создать государство, свободное от коррупции и междоусобиц. Наши враги – все продажные политики, мошенники, протекционисты, взяточники на всех уровнях, те, кто сеет в стране рознь, чтобы остаться у власти, кто разжигает межплеменную вражду, кто создает стране дутый авторитет в международных кругах, кто разлагает наше общество.

– Что в Лагосе? Не сказали, что творится в Лагосе? – Оланна побежала к телефону.

– С твоими родителями ничего не случится, нкем. Мирные жители в безопасности.

– Алло! Алло! – Она стучала по рычажку. – Не могу дозвониться.

Хозяин отобрал у нее трубку:

– Все хорошо, я уверен. Связь скоро восстановится. Это для безопасности.

Голос по радио зазвучал тверже:

Права всех иностранных граждан по-прежнему будут защищены. Мы обещаем всем законопослушным гражданам свободу от любых видов угнетения, от произвола властей, свободу жить и трудиться на любом поприще. Обещаем, что отныне будет не стыдно называться нигерийцами.

– Мама Ола! – звала из ванной Малышка. – Мама Ола!

Угву прошел в ванную, вытер Малышку полотенцем, обнял. От нее чудесно пахло детским мылом. «Цыпа-цыпа!» – Угву пощекотал ее, пригладил ей мокрые косички с завитками на концах и в который раз удивился про себя, до чего похожа она на отца, – у них в деревне сказали бы, что Хозяин выплюнул этого ребенка.

– Еще! – попросила, заливаясь смехом, Малышка.

– Цыпа-цыпа-цыпа! – шептал Угву нараспев, как ей нравилось.

Малышка хихикала, а из гостиной доносился голос Оланны:

– Боже, что он сказал? Что он сказал?

Когда Угву кормил Малышку кашей, по радио выступил с краткой речью вице-президент. «Власть переходит к военным», – произнес он глухо, будто ему едва хватило сил, чтобы выговорить эти слова.

Последовали другие заявления: премьер-министр исчез, Нигерия – федеративное военное государство, – но Угву уже не мог уследить, кто говорит и на какой волне, потому что Хозяин, устроившись рядом с приемником, постоянно крутил ручку. Без очков, с запавшими глазами, он казался беззащитным. Очки он надел лишь к приходу гостей. В тот день их набилось особенно много, и Угву принес в гостиную стулья из столовой, чтобы всех усадить. Говорили возбужденно, лихорадочно, перебивая друг друга.

– Конец взяткам! Вот чего мы ждали со дня всеобщей забастовки, – сказал один из гостей. Как его звали, Угву не помнил, но он имел привычку съедать весь чин-чин, и Угву всегда ставил поднос подальше. Ручищи у гостя были здоровенные: горсть-другая – и пропали все труды.

Океома вскинул руку:

– Военные – настоящие герои!