Половинка чемодана, или Писателями не рождаются

Всю жизнь я мечтала о своей отдельной комнате: её не было у меня ни в детстве, ни в юности, ни в пору расцвета. Мечта исполнилась только в зрелом возрасте: к тому времени не было в живых деда с бабушкой, а мои девочки упорхнули в свою семейную жизнь и на другую жилплощадь. Как только у меня появилась своя комната, во мне в полную мощь развернулся писатель, потеснивший всех остальных невидимых персон в моей душе.

4. Знакомство с живописью

Если бы я постоянно горевала из-за перелицованного пальто или узкого диванчика для сна в общей с мамой комнате, то вряд ли мой внутренний Малыш трансформировался бы в Писателя. К счастью, за стенами дома был большой, как океан, и прекрасный мир. И я стремилась познать его.

Моя составная семья из бабушки с дедом и примкнувшей к ним позже мамы была далека от всех видов искусства. Лишь связанные бабушкой кружевные салфетки на этажерку или наволочки на диванные подушки, вышитые крестиком мамиными руками, говорили об их стремлении украсить свой быт.

Но первое моё знакомство с изобразительным искусством состоялось в комнате соседей по коммунальной квартире. Эти соседи жили с нами недолго, и детей моего возраста у них не было, но изредка они тоже приглашали меня к себе в комнату и показывали иллюстрации всевозможных картин. К тому времени я, как каждый пятилетний ребёнок, уже умела нарисовать цветными карандашами кособокий домик и солнышко с расходящимися прямолинейными лучами, но настоящих картин не видела.

Каждый раз, когда образованная соседка пускала меня в свою комнату, я просила её показать мне особенные картинки – цветные литографии с картин русских художников. Они имели размер, сравнимый с форматом журнала «Огонёк» тех лет, и лежали в специальной папке с тесёмками. Из тех литографий меня тогда особенно поразила и напугала копия картины Брюллова «Последний день Помпеи». Руины погибшего города, ставшего жертвой незнакомой мне стихии – огненного вулкана, – растерянные и мёртвые люди, испуганные дети. Я дрожала от страха, глядя на это изображение. И это несмотря на то, что Великая Отечественная закончилась лишь пять лет назад, в год моего рождения. Но недавняя война, известная нам, детям, лишь понаслышке, казалась чем-то далёким и завершённым. Кинофильмы я ещё не смотрела, и телевизора у нас не было. А картина, изображающая древние события, была явлением настоящим и пугающим.

Когда несколько лет спустя я увидела подлинное полотно Карла Брюллова в стенах нашего Русского музея, впечатление оказалось менее сильным, чем от маленькой копии, увиденной в детстве. Но в Русский музей я попала много позднее, лет в 10–12, когда ездила по городу уже одна.

А первым музеем, куда меня привела мама, оказался Железнодорожный музей. Он находился в нашем районе – возможно, поэтому и был выбран мамой для воскресной экскурсии. Сейчас у каждого второго малыша есть детская железная дорога: рельсы, будки стрелочников и миниатюрные вагончики, но я тогда, в свои семь лет, увидела всё это впервые – ни у кого из моих сверстников таких конструкций не было. Я, уткнув нос в стеклянные витрины, разглядывала всё это великолепие, пытаясь соотнести с миром настоящих железных дорог!

Настоящий железнодорожный вокзал и железную дорогу я уже видела года два назад, когда бабушка отвозила меня в гости к маме, тогда ещё жившей в соседнем Выборге. И хорошо запомнила своё знакомство с паровозом. Запомнила, потому что испугалась, впервые услышав его резкий, пронзительный свисток. Страх непонятного обрушился на меня, и я спряталась, уткнув голову бабушке в колени.

5. Первая встреча с морем

Поезда я любила, и особенно отложилась в памяти моя первая самостоятельная поездка в Батуми – фронтовая подруга мамы пригласила меня погостить к себе на каникулы. Мне было шестнадцать лет, я стояла у окна вагона, под ногами вздрагивали на стыках колёса поезда, и я испытывала нетерпение от встречи с морем точно так, как лирический герой тогда обожаемого мною Евгения Евтушенко:

…Курортники толпились в коридоре,
смотрели в окна:
«Вскоре будет море!»
Одни,
схватив товарищей за плечи,
свои припоминали
с морем встречи.
А для меня
в музеях и квартирах
оно висело в рамках под стеклом.
Его я видел только на картинах
и только лишь по книгам знал о нём.

И вновь соседей трогал я рукою,

и был в своих вопросах
я упрям:
«Скажите, скоро?..
А оно – какое?» —
«Да погоди,
сейчас увидишь сам…»
И вот – рывок,
и поезд – на просторе,
и сразу в мире нету ничего:
исчезло всё вокруг —
и только море,
затихло всё,
и только шум его…