Половинки космоса

Автобус все полз вдоль площади со скоростью ленивой улитки. И словно бы даже не приближался к зеленой ковровой дорожке.

— У нас были сомнения, — сказал вдруг райр. — Серьезные сомнения. Два образумленных вида — это, конечно, важно, но джи… И еще этот слоган. Ваш коллега был с нами не до конца откровенен. Это понятно и объяснимо. Дело не в этом. И даже не в глаголе, хотя он тоже может иметь негативный и уничижительный смысл. Дело в определении. Оно не от самоназвания изначально произошло. От ругательства. Джеляб. Было у вас когда-то такое ругательство. Очень грязное. Так ваши предки называли предков тех, кого вы сейчас зовете джи. Не знали? Вы молодой, могли и не знать. Но мы — наблюдатели, и мы не могли не проверить все. Не подготовиться. К тому же вы слишком близки. Почти едины. И такой негатив… Вам знакомо понятие шизофрении?

Райр снова защелкал клювом, и Ким вдруг понял, что Чужой так смеется.

— Космос открыт для всех, да. Но не для тех, кто хочет его лишь для себя. Очень неприятно. Детская болезнь, да. Детям надо сидеть на своих планетах, пока не станут взрослыми. Космос не для детей. Два образумленных вида, конечно, но ведь и дети могут завести детей, так и не став взрослыми. У нас были сомнения. Серьезные сомнения. Этот ваш девиз оскорбителен для джи. Нетолерантен. И то, что вы пытались говорить с нами на нашем языке, присвоив наши слова… Детям свойственно повторять чужие слова, не имея собственных. Мы сомневались, да. Но мы ошиблись. То, что случилось сегодня, развеяло все сомнения.

Райр долго щелкал клювом и покачивал головой. Потом резко уронил ее вниз, прогнув шею, и снова вздернул в обычное положение.

— Вынужден принести извинения. — Голос переводчика не изменился. — Я более других был убежден в скрытой оскорбительности вашего девиза. Более других настаивал на дополнительной отсрочке и анализе. Я был не прав. Если сами джи не находят в этом ничего оскорбительного и готовы принять просто как шутку — то как я могу настаивать на обратном? Это было бы глупо… Как у вас говорят — «пытаться быть правоверней Аллаха и Магомета, пророка его».

И он снова защелкал клювом.

Ким смотрел на экран — ведь надо же было куда-то смотреть. Автобус дополз-таки до зеленой дорожки. Распахнулись дверцы, наружу высыпала охрана, торопливо разбежалась и застыла вдоль кромки ковра. Грянули первые такты гимна.

И, наконец, неловко путаясь в сразу же подхваченной ветром парандже, навстречу восторженному реву толпы и нацеленным объективам из автобуса спустилась она — сегодняшняя героиня. Переименованная в Жемчужину джи по имени Лапусик.

Женщина — как они сами себя называют…

Татьяна Кигим. Чужое Вожделение

1

Эла потянулся, чувствуя, как нежные струйки мелкого песка пробежались по телу, и выбрался из холма, присыпавшего его бронзовую кожу. Интерьер, повинуясь мысли хозяина, начал тут же меняться: дюны ссыпались в утробу корабля, обнажив каменистое плато для физических упражнений. Эла взялся за снаряды, разогревая гибкое, сильное тело. Перед ним вставал алый восход, до боли прекрасный — будто и не было миллионов световых лет, что разделяли Элу и планету, на которой этот восход был запечатлен. Повинуясь искусственному разуму корабля, небо прочерчивали два спутника, движущиеся по траекториям Сыновей. Грандиозная перспектива картины завершалась танцем пылевого смерча у подножья гигантского вулкана.

Эла никогда не задумывался, чего стоило его народу создать исполинский корабль, где бы каждый ни в чем не нуждался. Хочешь — экзотические пейзажи чужих миров, хочешь — завтрак в глубине пещерных лабиринтов, хочешь — вид с каменной террасы… Любые пейзажи известной вселенной были доступны Эле. В детстве он часто их менял, но теперь вырос, возмужал, вступил в период радости и вожделения, и ныне кожа желала тихих, спокойных ласк песчаных дюн.

Юноша чувствовал, что сейчас, когда на первый план выходит его красота и физическая сила, многое меняется — становится важным только то, что выделит его между другими Сыновьями и принесет благосклонность возлюбленной Матери.

Услышав вызов, он грациозно распрямился, стряхивая с кожи песок. В черных зрачках зажегся радостный свет, и блики огней, которыми заполыхали очи, осветили поверхность искусственных скал. Тонкие струйки маленьких смерчей проводили его, полируя кожу.

Быстрой пружинящей походкой Эла преодолел коридоры и ворвался в зал, где его ждала Мать.

Мать Тиашш — ласковое, как прикосновение, имя гуляло на языке. Два юных мальчика, из самых младших Сыновей этого поколения, сидели у ног Матери и аккуратно полировали когти и роговой панцирь на ее подошвах. Блики от полыхающих глаз Матери метались по стене корабля, и Эла мог проследить за ее взглядом: Мать глядела на карту. Внезапно вся стена стала прозрачной, и Эла пошатнулся, ухватившись за плечо Тиашш, чтобы не упасть, но тут же отдернул руку, смутившись смелого жеста. От космоса их отделял каньон — имитация каньона, пугающе удачная имитация…