Половинки космоса

Голос Сестры становился все интимнее, он манил, возбуждал и вызывал мурашки, как звук скребка по граниту.

— Что за чушь ты говоришь… — неуверенно сказал Эла. — Наши яйца росли вместе…

— Яйца! Яйца! У вас, дураков, один ответ — яйца! — презрительно сказала Нихшш. — Ничто не мешает любить друг другу детям одного поколения, кроме глупых старых традиций, которые на руку только Матерям. Иначе кто бы дал им царапать свою кожу?! «Старшшшие учат младшшших!» — передразнила она. — Не бойся, наши потомки не будут выродками — не только для порождения яиц, Эла, создаются пары. Для удовольствия… Иди ко мне, Эла, я покажу, как надо делать… Я старшшше тебя, я умею…

Эла застыл, с ужасом и сладким страхом глядя на приближающуюся Сестру. На четвереньках, с изогнутой спиной, она походила на хищную самку с планеты бескрайних степей или заснеженных плато. Гибкое тело отражало свет, а когти, царапая камень, производили скрежещущий звук, продирая до кожи и рождая вожделение.

— Нихшш, — прошептал он, но вместо богатого обертонами шелеста из горла вырвался хриплый свист.

Когти Сестры издавали звук, неприличный до дрожи. Шероховатый камень отвечал на скрежет появлением борозд, и песчинки бежали по позвоночнику. Родилось желание, противоестественное и невозможное.

…Лежа в истоме, полузасыпанные теплым песком, с иссеченной кожей, они глядели на садящееся искусственное светило.

— Хочешь увидеть настоящее? — спросил Эла. — Я хочу. Скоро мы будем на Вожделении…

— Еще одна глупость, еще одна традиция! — зло сказала Сестра. — Они наелись путешествий, они повидали сотни миров, они хотят вернуться. А мы, значит, родились, чтобы навечно осесть в одном мире, пусть самом прекрасном во вселенной?!

— Это что, заговор? — удивился Эла.

— Это возмущение… Им, — Нихшш выделила местоимение презрительно-осуждающим тоном, — им надоели скитания, но они не думают о нас, молодых и страстных… Зачем нам Вожделение, если есть тысячи иных миров? Зачем нам старые обычаи, мы придумаем свои традиции…

Эла лежал и не мог понять, что это: мир рушится? Или, быть может, приоткрывается новыми гранями бытия…

3

Те, кто родился в джунглях, были представителями самого малочисленного поколения за всю историю Путешествующих. Улетев с родной планеты, которая была слишком скудна и взращивала слишком мало жизней из отложенных в пески яиц, искали они новые миры. Яйца ложились в снега, в глину, в вязкую почву, но каждый раз число родившихся оказывалось меньшим, чем в родных песках.

Когда же на влажной планете, полной хищных гадов и илистых болот, из всех кладок собрали хорошо если десятую часть яиц с треснувшей скорлупой — тогда все поняли, что нет на свете планеты лучше, чем потерянное Вожделение.

Эла мечтал, что яйцо, порожденное Матерью Тиашш, от него, бронзовокожего, взрастет в теплых родных песках Вожделения новой чудесной жизнью.

В день, когда взорам должна была открыться алая точка Вожделения на фоне развертывающегося величия системы родного светила, все десятки тысяч родичей Элы раскрыли внешние стены, сделав их прозрачными, и смотрели — кто в пещерах, кто на плато или террасах — в извечную тьму, где звезды могли удаляться и приближаться по велению разума, создавшего корабли для путешествий… Для побега. Для возвращения.

Вожделение приближалось.

Эла стоял рядом с Матерью Тиашш. Она настояла на этом, благоволя к его сияющим глазам, и Эла в самый торжественный момент оказался среди Высоких Матерей и Пресветлых Отцов, в главном зале, где почти не было молодежи. Но Сестра Нихшш, увы, была здесь, и у юноши не выходило из головы: что он скажет, как объяснит Матери, почему кожа на его гладком теле поцарапана? Как он утаит от нее, как скроет, что познал наслаждение — и в объятиях кого — не Матери из старших поколений, что возвышаются над ним, подобно ступеням пирамиды, но от Сестры, выросшей в единой утробе влажного болота! Это было столь противоестественно, как только может быть противоестественна связь внутри поколения. Но как же сладко было вспоминать скрип песчинок под их телами и когти Нихшш, впившиеся в кожу, — так что от воспоминаний дрожь пробегала по позвоночнику.

Впрочем, Мать Тиашш была, как и все, так поглощена моментом встречи, что не обратила внимания на едва прикрытые царапины на коже Элы.

— Вожделение… — по рядам пронесся вздох, и Эла не сразу понял, что пропустил явление взорам алого диска.

Оно существует?! Значит, оно существует…

Корабль-скала, сорванный с почв планеты, возвращался на родину. Они видели как на ладони плоскость эклиптики с россыпью планет и мелких небесных тел. Сияющей точкой меж третьей планетой и поясом астероидов неслось в бесконечности Вожделение.

— …Вожделение…

Вздох, выдох, ликующий крик пронесся над толпой, так что завибрировали скалистые стены корабля-исполина. И те, кто покидал Вожделение, и те, кто только слышал о нем, и даже самые младшие, как Эла и его сверстники, — десятки поколений отмечали встречу с Вожделением: планетой, некогда отвергнутой ими, но ждущей и преданной, готовой принять в свои объятия…