Половодье

В прихожей собрались все его сообщники (за исключением Пауля Дунки и Месешана) и кое-кто из более мелких людишек, встревоженных, истомившихся от напряженного ожидания, но не рискнувших побеспокоить его. Каждая минута казалась им вечностью. Карлик сердито оглядел их. «Грязные подонки», — подумал он и спросил:

— В чем дело?

— Прокурор и Дэнкуш ушли, Месешана задержали в префектуре. Прокурор загнал его в тупик и арестовал, но префект не допустил, чтоб его забрали. Он сопротивлялся, сколько мог, звонил в Бухарест начальству. Дэнкуш потребовал создания комиссии для расследования. Прокурор с ним заодно.

— Откуда известно?

— От начальника канцелярии, господина Марина Мирона. Он известил нас.

— Тогда порядок. Недурно.

— Толпа окружила префектуру и требует вашей головы.

— Эх, голова-то моя на плечах, не видите?

— В четыре часа, то есть через несколько минут, они все соберутся в зале «Редута».

— Пусть собираются, плевать. Пусть ругаются между собой — префект и прокурор, квестор и коммунист. Пусть дойдут хоть до белого каления. А вы держите меня в курсе. Наших людей послать на собрание.

— Карлик, — сказал Генча, — а нам что делать? Ждать? Может, пугнуть их малость? Подослать кого — затеять драку? Мне лично не нравится сидеть сложа руки.

Карлик пристально посмотрел на него и спросил:

— Сколько тебе лет, Генча?

— Сорок, а что?

— Да, хорош божий мир, если тебе удалось дожить до такого возраста. Удивляюсь, как еще не спустились ангелы с небес, только они и способны терпеть такую глупость. — Он нахмурился и произнес раздельно: — Сидите, сложа руки, или отрубите их, если не можете терпеть. Будьте спокойны, как наш господь Иисус Христос, даже если вам будут плевать в лицо. Мы невиновны. Коммунисты на нас капают, потому что хотят свалить на нас свою вину за голод, за неумение управлять страной. Мы ничего предосудительного не сделали, мы честные коммерсанты. Если мы в чем-либо оплошаем, тут же выигрывают Дэнкуш и прокурор, они сметут префекта и в один прекрасный день окружат нас войсками. Поняли? Посмотрим, как сумеете вы стать святыми. Каждый человек должен уметь быть и чертом и святым, если ему хочется жить.

Карлик прошел мимо, оставив всех стоять за дверью. И для него ожидание было тягостным, и он не мог быть вполне спокойным, да и не из тех был, кто привык ждать, ничего не предпринимая. Поэтому и расхаживал по библиотеке, сцепив руки за спиной, задумывая что-то, хоть и знал, что не выполнит этих замыслов.

Он спросил себя, не послать ли ему кого-нибудь к доктору Шулуциу, находящемуся сейчас в городе. Ведь теперь у них были одни и те же враги, можно сражаться вместе, объединив силы. У него, Карлика, есть деньги и вооруженные люди, а доктор Шулуциу разбирается, что к чему: не раз бывал министром. Карлик считал, что лидер оппозиции таков же, как и он сам, только похитрее. «Эх, был бы я грамотным, давно бы стал министром! Изворачиваться умею и я. Да только не шибко образован и не умею жонглировать словами, как он. Звать его — бессмысленно, все равно не придет, лучше самому к нему пойти и сказать: «Уважаемый, сколько вам дать денег и людей?» И все тут.

Нет, не выйдет. Во-первых, Шулуциу в данный момент не захочет иметь с ним дела. Ни в коем случае. Денег у него и так предостаточно, любой банк отвалит ему сколько надо. Они оба будут сражаться, но порознь, каждый за себя. А может быть, послать к нему Пауля Дунку? Верно, только не сейчас. Дунка один из его козырей — он вытащит его позже.

Он думал еще, не сблизиться ли с коммунистами. Всем им найдется цена. Но тут же понял, что всерьез об этом размышлять нечего. Теперь это значило бы открыть карты врагу. Он совсем не знал их, не знал, что они собою представляют, да его и не интересовало, чего они хотят. Вот незадача, никогда не уделял им достаточного внимания, упустил время. Не позаботился и туда подослать своих людей. Карлик сильно сожалел об этом промахе. «Они сейчас у власти, а я пренебрег ими как дурак. Если я легко отделаюсь, то уж не выпущу их из своего поля зрения — разнюхаю, кто и что они, чем раньше занимался каждый. Известно, нет безгрешных людей. Месяц, два, три ничего другого не буду делать, лишь бы докопаться, кто они, чего хотят, какие у них повадки?»

Когда по приказанию Карлика Мурешан просунул голову в дверь в знак того, что он не ушел, Карлик подозвал его.

— Скажи-ка мне, батюшка, знаешь ли кого из коммунистов?

— Нет, шеф. Нет у них привычки посещать храм божий.

— Плохо, братец, плохо.

— Куда уж хуже! Пусть горят в вечном огне, в краю, где скорбь, плач и воздыхание.

— Ты не понял меня. Плохо не то, что они не ходят в церковь. Плохо, что мы их не знаем.

Мурешан глянул на Карлика тем взглядом, благодаря которому ему, явившемуся в этот город под видом разнесчастного монаха, стали кланяться до земли. Это был мутный, зачарованный взгляд не от мира сего. С минуту он простоял так, потом выговорил:

— Я их отлично знаю.

— Да ну? — по-настоящему удивленный, спросил Карлик. — Откуда ты их знаешь и что они собой представляют?