Образ деда Гузыря — один из наиболее удачных в романе. Этот незаурядный старик, умеющий и корзину сплести, и рыбы наловить, и дать деловой совет, очень близко принимает к своему сердцу народное горе. Испытав жестокий произвол отца в детстве, пройдя безрадостный путь разнорабочего, он не утратил главного — человечности и жизнерадостности. Гузыря трудно представить без острого словца, бесхитростной, простодушной улыбки, без особого умения с юмором оценивать свою горькую жизнь.
Сравнивать настоящее с прошлым, одни стороны жизни с другими, причем сравнивать их в выгодном свете для простого, обиженного судьбой труженика — вот его немудреная философия. На первый взгляд в этой «мужицкой философии» А. Чмыхало не оригинален. В литературе можно назвать несколько образов, чем-то похожих на этого бедняка. Но эта схожесть кажущаяся.
Образ деда Гузыря запоминается, он по-своему самобытен, подсмотрен в жизни. В сибирских селах нередко можно было встретить в годы революции, коллективизации, Великой Отечественной войны таких дедов. Еще и сейчас найдешь Гузыря, правда, он претерпел значительные перемены — лишь в основе неистощимо веселого характера, в истинно народной оценке тех или иных событий по-прежнему там или здесь вокруг откроются лучшие качества такого бывалого человека. Он много испытал на своем веку и умеет зорко подмечать все хорошее в людях и окружающей жизни.
Великодушие и острое любопытство к происходящему ставят этого героя не только свидетелем многих сцен, но и их активным участником. В них-то и проявляются его слабые и сильные стороны. Слабые в том, что он нередко для красного словца может кое-что привнести в свой рассказ о событии и своей роли в нем, сильные — в том, что такой герой, как дед Гузырь, не останется сторонним наблюдателем, а будет советовать, помогать — помогать даже тогда, когда это грозит ему смертью, — для него важно, чтобы это было благородное дело. В первой части романа Гузырь спасает утопающую Нюрку Михееву, «на потеху атаманцам» шествует под шомпола вместо беременной женщины, укрывает раненого матроса Касатика…
Показывая темные стороны сибирской деревни, А. Чмыхало останавливает внимание читателя и на религии. Решая вопрос о том, почему религиозные предрассудки были особенно живучи в то время, автор логикой развития образов, событий утверждает, что служители духовного культа, церковь чаще всего цеплялись за крестьянские неудачи, бедность, невежество. На судьбе Нюрки Михеевой раскрывается тлетворное влияние религиозного дурмана. Случилось у девушки несчастье — не связала она судьбу с любимым человеком — и дорога у нее в церковь: молиться, уйти от мирских горестей и печалей. Бойкая, озорная Нюрка стала вянуть, угасать, как влаголюбивое растение в затянувшийся зной, во взгляде появились «дурнинка», безразличие ко всему. В церкви рядом с Нюркой неистово молится «испитой мужичонка в рыжем, сплошь испещренном латками зипуне». И этот штрих — не случаен. Значит, разные житейские неудачи могли быть основой религиозного фанатизма…
Среди середняков, типа Завгородних, которые живут в большем достатке, религия не имеет такой силы. Поэтому у Завгородних недалекому покровскому попу Василию не надо было набрасывать маску христового служителя, здесь он «чувствовал себя как рыба в воде и, подвыпивши, нередко обращался ко всевышнему со словами, которые в устах других почитал за великий грех».
Социальные перемены страшат попа Василия еще больше, чем сельских мироедов. Если кулачеству по душе буржуазно-демократические порядки, то поп и этого не приемлет. В помыслах он ярый монархист, сторонник сильной власти, которая постоянно держала бы народ в повиновении, в тюремном спокойствии. Правда, после некоторых «внушений» он в своих проповедях старается быть безразличным к происходящим событиям. Поп Василий начинает смутно улавливать, что народное половодье дойдет и до церкви, этого мрачного здания царизма, построенного на лжи и насилии, и пытается определить свою позицию.
В романе много проникновенного лиризма, света. Анатолий Чмыхало начинал свою творческую работу стихами, и это постоянно чувствуется. Искренностью и большим теплом согреты взаимоотношения людей, любящих друг друга.
«На ней было ситцевое полинялое платье с холщовой заплаткой во всю грудь. И Роману казалось, что это платье удивительно идет к светлым Любкиным глазам, к ее красивому открытому лицу. Увидел Роман Любку, и рванулось сердце. И почувствовал, как кровь ударила в голову, как стали сухими губы».
«…Она назвала его ласково. И это прозвучало, как признание. Все-таки жизнь очень хороша. Так хороша, что опьянеть можно от одного мгновения кипучей радости».