Половодье. Книга вторая

Когда у бора послышались выстрелы, Нюрка тревожно посмотрела на Марусю и отвела взгляд. Она поняла, что это значит. Но нужно держать себя. Не трусить. Может, отобьется дружина. Может, подоспеют партизаны из Сосновки.

— Что это? Бой? — беспокойно завозился на постели раненный в голову мужик.

— Стреляют, — подтвердили другие.

Проня подскочил к окну. Хотел распахнуть створки, но Нюрка отвела его руку.

— Не паникуй, — прошептала она, загораживая окно спиной.

Проня забегал по комнате, оглядывая стены, пол, потолок. Он искал хоть какое-нибудь оружие, чтоб защитить Нюрку, товарищей, себя. Но ничего подходящего здесь не нашлось, и Проня кинулся в сени. Тут же он вернулся с топором.

Раненые повскакивали с постелей, прилипли к окнам. Затаив дыхание, они слушали затихающий шум схватки. В глазах бился мучительный вопрос: кто — кого? Сейчас это был вопрос жизни и смерти для всех, кто находился в лазарете. Если возьмут верх белые, пропадать бойцам. Да хоть бы уж сразу кончали, а то терзать станут.

Немного погодя на площади показалась цепь атаманцев. Отец приходил в такой же форме. Нюрка различала черепа на рукавах и широкие красные лампасы. Цепь рассыпалась на группы, которые хлынули в улицы и переулки.

— Бежать нужно! — с ужасом проговорил один из раненых, отпрянув в угол.

— Спасайтесь, братцы!

— Всех постреляют! — раздались испуганные голоса.

Раненые, напирая друг на друга, бросились к двери.

— Куда вы! — крикнула Нюрка.

Но у двери стоял Проша с топором. Глаза его налились гневом. Белые губы дрожали.

— Назад! Головы посеку!

Бойцы отступили. Некоторые вернулись в горницу, некоторые бессильно опустились на пол и укорчиво смотрели на Прошу. На кого, мол, руку поднял.

— Плохо больным да без оружия, — печально вздохнул Проша.

Бледный, с трясущимся лицом прибежал Семен Кузьмич. Он не знал, что делать, где прятать раненых.

— Ну кто мог подумать! Кто мог предполагать! — только и говорил фельдшер, прислонившись к косяку двери.

Следом появился Гаврила. Потный, волосы растрепаны. В изуродованных руках — винтовка.

— Раненых — в коноплю и канавы. А ночью погрузим на подводы и пробьемся в бор. Я еще приду, — распорядился он и исчез.

Вскоре стемнело. Едва растащили раненых по огородам, вокруг села загорелись костры. Маруся осталась в канаве с бойцом, которому было совсем плохо, а Нюрка и Семен Кузьмич направились в дом.

— Теперь я спокоен, — устало присел фельдшер. — Пусть что хотят, то и делают, но только со мной — не с ними.

Нюрка ласково тронула руку Мясоедова. Словно сказала ему: хороший вы человек, Семен Кузьмич, и не бойтесь, авось да и не случится ничего страшного.

— Наши придут и вышибут белых! — твердо проговорила она, пытаясь навести в комнатах порядок. — А раненых мы вывезем. Ведь слышали, что обещал дядя Гаврила.

Ночью, когда Нюрка, опустив голову на стол, задремала, резко звякнула калитка. У Нюрки дрогнуло сердце. Она вскочила. Однако еще по шагам на крыльце узнала: мать.

Взволнованная, переступила порог Аграфена. В такое время, когда кругом смерть, одна прибежала с Гривы. Пришел отец и зовет Нюрку домой. Говорит, что конец теперь не только партизанам, а всему Покровскому. Спасти дочь хочет, потому и послал Пантелей Аграфену. Хотел сам идти, да к нему какие-то дружки напросились в гости.

— Никуда я не пойду! — упрямо отрезала Нюрка.

— Отец родной…

Нюрка круто повернулась и сказала холодно и страшно:

— Не отец он мне, коли с карателями, с палачами ходит! — Вдруг вспомнились Нюрке слова купчихи Агафьи Марковны, и она добавила: — Пусть взыскивает с меня за то, что людям помогала! Пусть убивает!

— Да ты опомнись, доченька!

Из горницы вышел Семен Кузьмич. Полой пиджака протер очки, но надевать их не стал. Посоветовал осторожно, душевно:

— Может, действительно, вам лучше домой. Нет, нет, я не гоню вас.

Нюрка бросила с болью:

— Уходи, мама!

— Бог с тобой, доченька! — завсхлипывала Аграфена. — Да смотри, не вздумай уйти из села. Кругом караулы. Почитай, все войско по околице да у бора. Так дружки Пантелеюшкины сказывают. Птица и та не пролетит!

Часы пробили три раза, когда в окно постучал Гаврила. Он подтвердил слова Аграфены. Гаврила уже подготовил подводы, нашел кое-кого из дружинников. Но потом сам сходил в разведку и понял, что в бор не попасть.

— Будем надеяться на подмогу и прятаться. Вы тоже убирайтесь из дому.

Семен Кузьмич ушел вместе с Гаврилой. А Нюрка еще долго ходила по комнатам, освещенным отблесками костров. Потом собрала высохшие чистые повязки, пихнула их себе за пазуху и зашагала в огороды.

До самого утра в селе было тихо. Никто ни разу не выстрелил, не слышалось разухабистых песен атаманцев. Казалось, ничего Покровскому не грозило. А Нюрка просто увидела сон, кошмарный сон. Она проснется — и все будет по-прежнему хорошо.

Первые выстрелы грохнули на Борисовке. Атаманцы засуетились, забегали по всему селу. Из канавы Нюрка приметила всадников в переулке. Нахлестывая коней, они мчались в сторону степи. В соседнем дворе залаяла собака. Атаманцы поднялись на крыльцо и забарабанили в дверь. Им открыли.