Половое воспитание Августа Флана

Он не выдержал и спустился, увидев ее в темноте подъезда, в тонком платье с открытой шеей, в расстегнутом пальто. Ее глаза странно мерцали и как будто светились в темноте. Она отступила в угол.

— Иди сюда… — сказала с легкой хрипотцой в голосе.

Он сделал шаг и застыл. От нее так обалденно пахло.

— Целуй меня! Всю, везде, делай, что хочешь! Хочу, чтобы ты помнил, какая я. Сегодня я вся…

Он приник к ее губам, не дожидаясь. Как изголодавшийся, дни не видевший воды, заблудившийся странник.

Она не отвечала на его поцелуи, а только подставляла подряд все выступы и изгибы своего тела, лицо, шею, плечи, царственно поворачивая голову. Он зацеловывал ее нижнюю губку, от которой был без ума, сжимал в объятиях ее тонкую талию. Он исцеловал ее, словно в безумии. Прошел час, прежде чем она, неожиданно попрощавшись, ушла.

Больше Лара никогда ему не звонила, дверь в ее квартиру не открывалась и оставалась глуха. Хотя в окнах горел свет и за дверью явно кто-то был.

(Видимо, смесь Настасьи Филипповны с Грушенькой — в юности — представляла собой гордая, загадочная — уже в этом возрасте — полька.)

Августик страдал, мучался и месяц не мог найти себе места.

Мишка пытался его успокоить:

— О ком ты переживаешь? Опомнись! Весь город говорит, что она «подстилка» Матиева. Вперемежку с проблядью мамочкой. Которая ее же и подкладывает — за подарки и золотые украшения.

Август не реагировал и сидел, бессмысленно уставившись в одну точку

Откуда он знал? Мишка продолжал:

— На твоем дне рождения мы втроем, по очереди, зажимали, целовали и лапали ее, как хотели. Она даже не сказала «не надо»! Она — это порок!..

— Что? — воскликнул, не поверив, Флан.

— Я, Виталик и Кролик. А Кролик просто залез ей в трусы, облапав все там и измяв ей груди.

— Такты, подлец, предал меня!

— Во-первых, я не знал, что ты втюрился в нее, ты мне ни слова не говорил. Во-вторых, при чем здесь я? В какой-то момент мы все трое вместе лапали ее и зажимали, поделив на три части. Она только стонала… от радости.

— Пошел вон! — заорал Флан, вскакивая. Его била лихорадка. Она, его богинюшка, его слабость и страсть, предала… предала сразу с тремя, какая дрянь, какая грязная тварь. Он схватил телефон, но звонить было некому. Некому было ни излить душу, ни пожаловаться.

Он вызвал Леночку и впервые, жестоко, сжимая зубы, разрисовал ее шею засосами, от мочки до мочки. Это были не поцелуи любви, а поцелуи ненависти к другой.

На следующий вечер, после репетиции, Нину-балерину провожать было некому. Он смотрел на ее выпирающие ключицы, большие, навыкате, глаза, подрезанные скулы, — ни в какое сравнение она не шла с грешницей Ларой.

Впрочем, в чем был ее грех? Ева первая вкусила яблоко, да и то по чьей-то высшей задумке.

— Я очень устала, сегодня была трудная репетиция, — вдруг сказала Нина. Она впервые обратилась к нему. — Где ты живешь?

Август до сих пор чувствовал немоту в ладонях из-за поддержек. Он пошел провожать ее, ему все равно было по пути. Проходя мимо дома Лары, он невольно вздрогнул. Оказалось, что балерина живет недалеко от него, около трамвайной линии. И в подъезде они остановились, чтобы отдышаться, пар выплывал у обоих изо рта.

— Спасибо, дальше я сама, — сказала она, переводя дыхание.

— Здесь темно, тебе не страшно?

— Я живу тут восемь лет и хожу всегда одна.

Он не мог оторвать взгляда от ее убогого пальто, ему хотелось сорвать, разорвать на куски и выбросить его. Он не мог поверить, что эта девочка, сияющая и блистающая в пачке каскадами балетных волшебных па, превращается в такое чучело, настоящее пугало, как только надевает это.

Она как будто чего-то ждала.

— Спокойной ночи, — сказал Август, и она стала подниматься, беззвучно ступая по ступеням. У нее была легкая, парящая походка балерины. Он подождал на всякий случай. Услышал, как щелкнула дверь, грубый, похоже, пьяный голос спросил:

— Где болталась? Опять будешь лапшу вешать — балетом занималась…

Дверь захлопнулась, ответа он не услышал. Август про себя порадовался, что родители его принадлежат к интеллигенции и — врачи. Хотя никому этого не показывал. Чем бы он потом ни занимался, он старался быть лучшим. Чтобы они, глядя на его успехи, могли гордиться им так же, как он ими.

Дома мама нежно спросила, как он себя чувствует после репетиции, а папа, объявив его «крон-принцем», пошел смотреть телевизор. Который, как правило, ничего хорошего не показывал.

На следующий вечер Нина попросила проводить ее снова.

В это же время Август сильно увлекся чтением, и особенно — поэзией. Юность всегда связана с сентиментальностью. Он читал все подряд из того, что стояло на книжной полке в кабинете. Ему нравились Лондон, Куприн, Конан Дойл, Жорж Санд. Тогда же он начал собирать библиотеку, заведя знакомство с дамой, заведующей отделом подписных изданий. Она оставляла ему дефицитные книжки. Как оказалось потом, она была пациенткой его отца. И, видимо, не только…