Половое воспитание Августа Флана

Он обхватил ее губы своими губами и минут пять сосал их в поцелуе. (От автора: я понимаю слово «сосал» как-то не очень… но что делать? Великий русский язык! — и нет глагола.) Она глубоко дышала, грудь высоко поднималась, и он полуразвернул ее к себе. Август начинал ощущать себя Печориным, она была кавказской красавицей во плоти и крови. И такой же дикой, как Бэла. Он положил руку ей на шею и прижал сильнее ее губы. Другой рукой он плавно и нежно обнял ее соблазняюще торчащую грудь.

Она вздрогнула, дернулась и сразу двумя ладонями убрала его руку. Тогда Август начал целовать ее нежную шею, уши, щеки, и в какой-то момент он отчетливо почувствовал, что она поплыла. Он опять приблизился рукой к высокой груди и охватил ее, как волейбольный мяч. Она вздрогнула опять и лишь сильнее забилась в его тисках-объятиях. Ее рука легла на его ладонь и как будто не специально, а нечаянно прижала к себе, к груди. Тело задрожало, будто ее бил озноб. Мадина высвободила губы и обхватила его губы своим ртом. Что приятно поразило его. Моментами она забывала даже дышать, извиваясь в его объятиях. Он не представлял, что она настолько темпераментна. И горяча. И это его безумно возбуждало. Как и ее спелое тело.

Он скользнул рукой на крупное бедро, потом на колено и попробовал, как будто нечаянно и совершенно случайно, провести вверх по ляжке. Она прижалась сильней к его губам, но подняла ногу, остановив его движение. Он знал, что еще вернется к восхождению на Эверест. И переместил разгоряченную руку к ней на грудь. Этому она уже не сопротивлялась. Он сжал ее грудь еще сильней, и она задышала прерывисто и громко. Она наконец осмелела: обняла его за плечи. Язык Августа исследовал, как дантист, зубы ее рта. Штурм крепости продолжался. Освобожденной рукой он взялся за ее бедро, чуть сместив ладонь к попе. Поколебавшись и замерев, она сделала вид, что ничего не произошло. Тогда он двинулся дальше и сжал сильней. Рука пружинила от ее упругой плоти. Мадина испустила сладостный стон. Осторожно продолжая наступление, он вернулся к ее коленям. И стал плавно двигаться вверх под юбкой. Она была в гольфах, без чулок, но сильно сдвинула ноги. Впрочем, он успел ощутить и его поразила нежность ее шелковой кожи. Ладонь уже скользнула на бедро, ощутила непускающую материю и коснулась трусиков.

— Нет, нет, — зашептала она, высвободив губы, но руку его не убрала. А только стала целовать его губы. Ладонь была парализована, и он убрал ее из-под юбки. Похоже, ей понравилось целоваться, и она не отпускала голову Августа ни на секунду.

Музыка кончилась. Раздался телефонный звонок.

— Поставь еще хорошую музыку.

Август встал к магнитофону. Она быстро пересела в кресло. Он включил Отиса Рединга и вопросительно посмотрел на нее. Мадина выдала:

— Я вела себя непозволительно. Мне неловко, я хочу уйти…

Водевиль, акт второй, подумал он, вспоминая, как она извивалась в его руках и как горячо дышала ему в губы. Он не собирался настаивать. Он знал, что соблазнение ее займет неделю, от силы две. И то не до конца. У него было чем заниматься в это время. И кем.

Он знал, что до обнажения и целования груди они дойдут довольно быстро. А вот снять с нее юбку или уложить ее в трусиках на кровать — будет целым событием. Первую половину она уступит без боя. Но чтобы овладеть второй половиной, ему придется применить все свои навыки и уловки. Для соблазнения невинной.

Мадина глубоко дышала всей грудью, успокаиваясь, и искоса постреливала глазами в сторону Августа. Он делал вид, что ничего не произошло. И ему это удавалось натурально, он был актером — в Театре юного зрителя. Ее грудь поднималась и опускалась весьма заметно. Он, уже не стесняясь, в упор следил за дышащей грудью, которая по-прежнему притягивала его, как магнит. И сейчас была восхитительна в своем волнении.

— Ты всегда так рассматриваешь девушек? — спросила она.

— Как?

— От этого взгляда хочется раздеться, так как все равно чувствуешь себя уже раздетой.

— Что же вас останавливает? Я принесу халат… — на всякий случай проверил он.

— Не слишком ли мы самоуверенны… в нашей неотразимости!

— Абсолютно нет. Я ни в чем не уверен, кроме…

— Это наша первая встреча. Куда ты так спешишь?

— Я могу сейчас с уверенностью сказать, что вы будете делать со мной все, что я захочу.

Она широко открыла глаза, и ее губы зажглись блеском от проведенного по ним языка. Но Мадина решила не ступать на опасную стезю.

— У тебя очень хорошая музыка, я такой никогда не слышала. Когда я могу послушать ее еще раз?

— Хоть завтра.

— Во сколько? — заинтересовалась она.

Август знал, что мамы не будет весь вечер, она шла с приятельницей в театр.

— В семь вечера.

— Это поздно. Меня не отпустят из дома. Можно в шесть?

— Можно, — сказал Флан и окончательно остыл. Он был удивлен, что она вообще услышала музыку.

К десяти вечера позвонила Лаура.

— Сегодня наш трусишка опять побоится прийти?

Такого вызова он не мог не принять. В двенадцать ночи он был у нее дома. До четырех утра они сладко обнимались и зажимались.

Вот это интересный глагол — «зажиматься»! И столько в себя включает…