Половое воспитание Августа Флана

Август налил ей шампанского и сразу предложил выпить на брудершафт. Ничего нового пока для быстрого сближения он не придумал. Они стали целоваться, едва поставив бокалы на стол. Он быстро расстегнул ее кофточку и коснулся голого тела под ней. Чтобы не терять времени и — момента — он поднял ее юбку, задрав к груди. Взявшись за трусики, он опустил их только до колен, боясь, что она начнет возражать или сопротивляться. Наивный мальчик…

Надя тихо целовала его шею, положив руки, как лианы, ему на плечи. Она была абсолютно нейтральна. И ему было совершенно непонятно, что она чувствует. Август уже лежал на ней и, неловко выгибаясь, пытался дотянуться до ее губок, прикрывающих вход в заветный тоннель. Но трусики мешали раздвинуть ей шире ноги. (Ведь так просто было снять их!.. Кто не был молод…) Он мучился, лук прогибался, как тетива на нем. Август пытался, пока она, неловко двинувшись, нечаянно не помогла ему. Он вошел вглубь нее, она лежала неподвижно и беззвучно, лишь сильнее сжала его плечи.

Август сделал несколько первых несильных движений. Она не закричала, как он ожидал, тогда он увеличил скорость и, к своему удивлению, почувствовал, что ее тело как-то робко, но отвечает. Еще минута — и он ощутил оргазм, который полностью влился в нее.

Он был очень удивлен, когда в зрелом возрасте прочитал, что самый долгий оргазм у мужчины, зарегистрированный в мире, длился 13 секунд. А средняя продолжительность оргазма всего 5-7 секунд. (И все?… И вот ради этого!..)

Она не выражала особых эмоций после конца или просто стеснялась. Август находился в состоянии полного изумления, что вот эта худая, похожая на подростка девочка — уже женщина. Но предпочитал успокаивать себя и думать, что мужчиной он стал либо с Лаурой, либо с Ольгой. Либо с обеими. Когда-то он дал себе клятву, что станет мужчиной только с цельной девушкой. Но так до конца века и не понял, с кем он им стал. А после конца века этот вопрос его уже не волновал.

В комнате, несмотря на четыре часа дня, было темно. Без электрического света в ней всегда было темно. Август неожиданно заснул, уткнувшись ей в плечо и соскользнув.

Когда он проснулся, ее уже не было. Она оставила записку, что не хотела будить его, и свой номер телефона. Август ей больше не звонил никогда.

В середине июля ему позвонили девочки из его бывшего класса и сообщили, что приезжают в Москву поступать в институты и хотели бы с ним увидеться. С одной из них Август тоже хотел увидеться, это была сочная, перезревшая для своих лет девочка, у которой была самая большая грудь в классе, не дававшая ему покоя тогда.

Через неделю у него начинались туры в театральные училища.

В аудиторию запускали десятками. Слушали их обычно два-три человека, которые не представлялись. Слушали невнимательно, о чем-то тихо переговариваясь. Часто останавливали и предлагали почитать что-нибудь другое. Это очень сбивало и нервировало. Август, несмотря на балет, театр и всякие сценические выступления, не был публичным мальчиком. Горло перед прослушиванием препротивно сжимало, в гортани высыхало, язык становился чугунным и неподвижным, а живот скручивало жгутами.

— С чего бы вы хотели начать, молодой человек?

Он уже ничего не хотел.

— Лермонтов, Печорин.

— Прекрасно.

Его остановили через две минуты, потом он читал басню Крылова и стихотворение Алигер.

Август не прошел даже на второй тур… как и никто из их десятки, что было слабым утешением. Это было его самое любимое училище, где ректором восседал великий Захава.

Через несколько дней он читал в мхатовской Школе-студии, Щепкинском училище и в ГИТИСе. Но очень сильно волновался. Его нигде не пропустили даже ко второму туру. Во ВГИК, где было 250 человек на одно место, он сам решил не идти. Было смешно и невероятно, что из двухсот пятидесяти выберут его.

Прилетела мама, она всегда прилетала в самые сложные, кульминационные периоды его жизни.

— Как же так, сыночек?

— Наверно, я бездарь.

— Этого не может быть, ты ведь играл в двух театрах в городе. Просто ты очень сильно волнуешься. Давай поедем в Щукинское еще раз, вместе.

Август нехотя согласился. В училище уже шли коллоквиумы после трех отборочных туров с теми, кого отобрали.

На маму засмотрелось все училище, думая, что это какая-то знаменитая актриса, приехавшая болеть за своего ребенка. Она поднялась на третий этаж, оставив Августа одного. Ее красота не могла не поразить Захаву. Она поражала всех, и более знаменитых людей, которые приезжали к ним в город.

Слегка раскрасневшись, мама быстро спустилась вниз, с третьего этажа.

— Ну, сыночек, ты в рубашке родился: сам Захава согласился тебя прослушать через пятнадцать минут. Лучше судьи и быть не может. Сказал, что если ты ему понравишься, он тебя сразу допустит к собеседованиям минуя три тура.

Август разволновался, как никогда в жизни. Он понимал, что судьба ему дает шанс, лишь один, который редко кому выпадает. Вокруг все как завороженные смотрели на его маму.