Половой вопрос

Что же касается представления о естественном групповом праве у человека, то здесь мы сталкиваемся с значительностью и трудностью их возникновения. Впервые инстинктивное человеческое групповое право распространяется только на его семью и окружающую его среду, хотя и здесь уже имеется масса оговорок. Начинаются раздоры между членами брака и семьи, между братьями и сестрами, родителями и детьми, завершающиеся нередко отцеубийством, братоубийством и детоубийством. Если же выйти из пределов ограниченного круга семьи, то ведь и в настоящее время между отдельными личностями практикуются в самых широких размерах обман, воровство и еще худшие проявления зверского инстинкта, на почве же классовой борьбы допускаются не менее отвратительные злоупотребления… Частные интересы, стало-быть, всюду и везде берут верх над общечеловеческими. Мы видим, таким образом, торжество хищника в природе человека, при весьма слабом развитии инстинкта общественности в его мозгу. И если мы все-таки считаемся с наличностью человеческих обществ, то происхождением последние обязаны почти исключительно навыку, но отнюдь не природным человеческим свойствам. В примитивные времена такие групповые единицы состояли из маленьких общин, которые с своей точки зрения на все остальное человечество и весь мир смотрели, как на добычу. Наличность каннибализма подтверждает, что хищность была в более значительной степени свойственна первобытному человеку, чем его обезьяноподобному прародителю. Но общества объединились, причем сильные проглатывали более слабые, вкушена была сладость причинения страданья другим на почве властолюбия, и, наконец, пришлось считаться с ограниченностью всей земной поверхности. Тогда и создалось представление о человечности, о правах личности: «Homo sum et nihil humani a me alienum puto» (я человек, и ничто человеческое мне не чуждо).

Можно отсюда заключить, что должна расчитывать с течением времени на последовательное развитие относительность группового права у человека, вплоть до того момента, когда она станет достоянием всего человечества. С другой стороны, представляется довольно трудным установить понятие о человечестве, обнаруживающем способности к социальному образованию или цивилизации. Пропасть между высшими представителями человечества и низшими обезьянами чрезвычайно велика, и ни в каком случае не может быть переброшен мост для ныне живущих существ. Мы, однако, стали приходить к последовательному признаванию за животными, близко стоящими к человеку, права на жизнь, но вместе с тем пришли к заключению, что есть некоторое количество современных человеческих рас (акка, ведды, негры), ни в каком случае негодных к усвоению нашей культуры. И настанет момент, когда придется выбирать между этими низшими расами и существованием нашим и нашей культуры. Мы не будем здесь останавливаться над проведением границы человеческой культуры или определением начала относительного группового права; мы не будем здесь задаваться вопросом, в каких именно пределах заключаются обязанности культурного человека по отношению ко всему миру остальных живых существ, в каких размерах ему предоставляется извлекать из них пользу, применять для работы, употреблять в пищу и даже истреблять, если это будет сопряжено с запросами его собственного существования. Эгот вопрос почти решен применительно к растительному миру и к миру животных, ниже оранг-утаига. Что же касается людей и таких племен, которые расовыми отличиями стоят значительно ниже нас, то здесь трудно сказать что-нибудь в окончательной форме. Здесь необходимо считаться с этим расовым различием, так как, вне всякого сомнения, в интересах культурных рас развиваться в мирном соседстве, а не тратить энергию на взаимное истребление. Люди чувствительные не простили бы нам вышеизложенного мнения без этой научной оговорки. Мы не будем брать примера со страуса, прячущего головку в песок, а смело посмотрим грядущему в лицо, так как это единственный путь для приведения в исполнение полезного и хорошего. И тогда мы придем к заключению, что естественное право человека будет постепенно видоизменяться, превращаясь в комплекс социальных прав и обязанностей применительно к единой объединенной группе, которую будем называть культурным человечеством, и границы которой будут последовательно определяться практическим путем. Считаясь, однако, с такой точкой зрения, естественное право не так скоро еще будет усвоено даже культурным человеком, носящим в себе инстинкты дикого зверя. Мы будем, поэтому, откровенны, если скажем, что «естественным» это право может быть названо лишь весьма условно.