Положение человека в Космосе

представлением, например на определенной ступени опти­ческого созерцания. Для этого продуктивного,а не ре­продуктивного мышления всегда характерно предвосхище­ние, предварительноеобладание новым, никогда не пере­живавшимся фактом (prudentia; providentia ^*, хитрость. изворотливость). Отличие от ассоциативной памяти здесь очевидно: ситуация, которая должна быть понята и прак­тически учтена в процессе поведения, не только нова и нетипична для вида, но прежде всего «нова» и для индивида.Такое объективно осмысленное поведение явля­ется, кроме того, внезапными совершается доновых проб и независимо от числапредшествующих попыток. Эта внезапность проявляется даже в выражении, например глаз, в том, что они загораются, что В. Келер ¹⁸весьма пластично толкует как выражение «ага!»—переживания. Далее, новое представление, содержащее решение зада­чи, вызывают не просто те связи переживаний, которые даны одновременно, и разумное поведение вызывется не прочными, типичными, повторяющимися образными струк­турами окружающего мира, но скорее предметные вза­имоотношениячастей окружающего мира, которые как бы избралацель влечения, имеют своим следствием новое представление; это такие отношения, как «равно», «сход­но», «аналогично X», «посредствующая функция для до­стижения чего-либо», «причина чего-либо» и т. д. Достигли ли животные, в особенности высшие человекообразные обезьяны, шимпанзе, описанной тут ступени психической жизни,— по этому поводу в науке царит ныне запутанный и неразрешенный спор, которого я могу тут коснуться лишь вскользь. Этот спор, в котором приняли участие почти все психологи, не утихает с тех пор, как Вольфганг Келер опубликовал в «Докладах Прусской Академии на­ук» результаты своих многолетних опытов с шимпанзе, проделанных с удивительным терпением, и изобретатель­ностью на немецкой опытной станции на Тенерифе. Ке­лер, по-моему, с полным правом признает за своими по­допытными животными совершение простейших разумных действий. Другие исследователи это оспаривают — почти каждый пытается по-новому обосновать старое учение о том, что животным присущи лишь память и инстинкт, а интеллект даже в виде примитивного умозаключения

[49]

(без употребления знаков) составляет монополию челове­ка. Опыты Келера состояли в том, что между целью влечения животного (например плодом, допустим, бана­ном) и самим животным воздвигали все более сложные препятствия, все более запутанные обходные пути или предметы, способные служить «орудиями» (ящики, ве­ревки, палки, далее, палки, которые можно всунуть одну в другую, которые надо сначала принести или изготовить), а затем наблюдали, сумеет ли животное достигнуть цели своего влечения, и если да, то, предположительно, при помощи каких психических функций, и где здесь проходят определенные границы,его способностей к выполнению работы. Опыты, по-моему, ясно продемонстрировали, что результаты деятельности животного немогут быть полностью выведены из инстинктов и примыкающих к ним ассоциативных процессов, но что в некоторых случаях налицо подлинно разумныедействия. Коротко скажем, что тут, видимо, присутствует от такого практически-органи­чески связанного интеллекта. В то время как цель влече­ния, например, плод, оптически высвечивается для жи­вотного и резко выделяется и обособляется на оптическом поле окружающего мира,— вседанности, какие содержит окружающий мир животного, в особенности все оптичес­кое поле между животным и окружающим миром, специ­фически преобразуются. Предметные связи структуриру­ютсятаким образом, возникает такого рода относительно«абстрактный» рельеф, что вещи, которые воспринима­лись сами по себе либо как нечто безразличное, либо как предназначенное «для кусания», «для игры», «для сна» (например, подстилка, которую животное приносит из спального помещения, чтобы подтянуть непосредственно не достижимый, находящийся вне клетки плод), получают динамически-соотносительную характеристику«вещь для доставания плода»;и не только настоящие палки, сход­ные с ветвями, на которых растут плоды,— это входит в нормальную жизнь, какую животное ведет на деревьях, и может быть истолковано как инстинкт,— но и кусок проволоки, поля соломенной шляпы, соломинка, подстил­ка, короче, все,что наполняет абстрактное представление о «подвижности и вытянутости». Именно динамика влечения в самом животномначинает здесь опредмечиватьсяи расширяться вэлементах окружающей среды. Конечно, предмет, употребляемый животным, получает лишь ситуа­тивноединамическое функциональное значение «чего-то

[50]