Польша и Россия в первой трети XIX века

Французский представитель считал, что Россия не хочет восстановления Польши при условии потери принадлежащих ей земель бывшей Речи Посполитой. А восстановить Польшу с тем, чтобы всецело отдать ее России, границы которой будут тогда доходить до Одера, означало, по мнению Талейрана, «создать для Европы опасность столь великую и столь близкую». Если Россия заявит о таком плане, заявлял он, то его исполнение необходимо будет остановить «силою оружия без колебаний» ²⁶⁵. К тому же Талейран был убежден, что Польша не готова к самостоятельному независимому существованию: даже если бы она и освободилась когда-либо от России, то снова попадет под иго, «ибо Польша, получив независимость, вместе с этим будет предана на жертву анархии. Величина страны исключает собственно так называемую аристократию, а монархия не может существовать там, где народ не имеет гражданской свободы, где шляхта имеет свободу политическую, или независимость, где царствует анархия». Он ставил вопрос: «Каким образом, восстанавливая Польшу, отнять политическую свободу у шляхты или дать гражданскую свободу народу?» и отвечал на него: «Последняя не может быть дана манифестом, законом. Гражданская свобода будет пустым словом, если народ, которому ее дают, не имеет независимых средств к существованию, собственности, промышленности, искусств, и этого всего ни манифест, ни закон создать не могут». Таким образом, государственно-политическое устройство страны связывалось с социальными и экономическими условиями. Поскольку, считал французский министр, передача всей Польши России привела бы к возникновению явной опасности для Европы, то «всего лучше оставить Польшу так, как она была после третьего раздела». И это тем более важно, полагал Талейран, что такое решение польского вопроса положило бы конец притязаниям Пруссии на Саксонию, потому что «Пруссия осмеливается требовать Саксонию только в предположении восстановления Польши» ²⁶⁶. Политическая интуиция и проницательность Талейрана позволяли ему делать верные исторические прогнозы: «Оставаясь разделенною, Польша не будет навсегда уничтожена. Не образуя более политического тела, поляки всегда будут составлять одно семейство. У них не будет одного общего отечества, но у них останется один общий язык, следовательно, между ними останется самая крепкая и самая долговечная связь. Под чуждым владычеством они достигнут зрелого возраста, до которого не могли достигнуть в десять веков независимости, и момент, в который они созреют, не будет далеко от момента их освобождения и сосредоточения около одного центра»²⁶⁷.

Талейран, так же как английский и австрийский уполномоченные, попытался оказать давление на российского императора, стремясь повлиять на его позицию в отношении Польши. Особое опасение у Франции вызывало возможное усиление Пруссии, что было связано с решением польского вопроса. 23 октября 1814 г. произошла довольно бурная сцена между Талейраном и Александром I, во время которой император вспылил и заявил французскому министру: «У меня в Варшавском Герцогстве двести тысяч человек; пусть попробуют выгнать меня оттуда. А Саксонию я отдал Пруссии, Австрия на это согласна»^2б8.