В новейшей историографии для обозначения шляхты все чаще стало использоваться понятие «общественных элит». Однако его применение в социальном анализе только затрудняет исследование из-за неопределенности самого понятия, а следовательно, и обозначенных им явлений общественной жизни. Так, например, М. Сенковская-Глюк, на рубеже 1970-1980-х гг. специально изучавшая этот вопрос, выделила 5 групп определений элит в зависимости от избранных критериев: а) био-психологических; б) харизматических; в) в зависимости от участия во власти; г) от общественной функции; д) от общественного престижа16
. В дальнейшем этот перечень отмеченных критериев только увеличивался. Поэтому понятие «элиты» соответствует скорее некоему не вполне определенному образу явления, чем его качественному содержанию. Нетрудно все же заметить, что многочисленные представления об элитах, в частности, применительно к шляхте, в основании распределяются по двум отмеченным Е. Едлицким направлениям. Поэтому мы рассматриваем шляхту XVI-XVIII вв. как экономически господствующее сословие, что обусловлено ее исключительным правом на владение землей и крестьянами, а также как сословие, господствующее социально-политически, что было закреплено целым рядом сословных привилегий и прерогатив, в правовом отношении выделивших шляхту по сравнению с другими неполноправными сословиями.Не противоречит ли это мнению об «униженности» польской шляхты в XIX в.? 17
Распространенное в шляхетской среде ощущение «униженности» было продиктовано, во-первых, установленным на польских землях после раздела Речи Посполитой иностранным политическим господством и, во-вторых, угрожавшим социально-политическому статусу польской шляхты разложением феодальных отношений в городе и в деревне под воздействием товарно-денежных отношений, процессов урбанизации и формирования элементов капиталистического уклада. Однако в первой половине XIX в. эти процессы еще не затрагивали господства шляхты существенно. Тем более что страны, разделившие между собой территорию Польско-Литовской шляхетской республики, страны, в которых социально-экономическое и политическое устройство носило аналогичный характер (до революции 1848-1849 гг.), проводили на польских землях политику консервации полуфеодальных отношений.Вопрос о численности польской шляхты и внутренней структуре шляхетского сословия на рубеже XVIII-XIX вв., как собственно и на протяжении всей предшествовавшей истории Польско-Литовского государства, остается дискуссионным. Имеющиеся источники не содержат достаточных и вполне достоверных сведений о численности польского дворянства, что характерно и для других европейских стран. Стремясь избавить себя от любых государственных повинностей и, прежде всего, охраняя свои податные иммунитеты, «благородные» сословия повсеместно всячески противились внесению своих членов в какие-либо реестры. Как отмечал один из наиболее авторитетных специалистов по польской и всеобщей истории XVIII в. Э. Ростворовский 18
, во Франции накануне 1789 г., по разным оценкам, доля дворянства в населении страны составляла от 0,28 до 2,15%, а наиболее вероятно, не превышала 1,3% (350 тыс. чел.). Попытки Иосифа II провести учет дворянства в Венгрии и в Семиградье дают основание полагать, что в этих краях, наиболее близких по своему социальному и сословному строю к Речи Посполитой, доля дворянства в населении составляла соответственно 4,8 и 4,4%. В польской же историографии распространено мнение, что в XVIII в. шляхта насчитывала 8-10% населения Польско-Литовского государства. Сопоставляя данные польских исследователей, Э. Ростворовский пришел к заключению, что наиболее источниковедчески обоснованными и правдоподобными являются данные Т. Корзона 19, приведенные в таблице № 12. Выводы Корзона по этому вопросу имеют принципиальное значение еще и потому, что в своем анализе историк в решающей мере опирался на данные учета шляхты на бывших землях Речи Посполитой в составе российских, прусских и австрийских владений в первой половине XIX в.20Таблица № 12.
Основные категории и численность польской шляхты в Речи Посполитой в конце XVIII в.
К первой категории, согласно классификации Корзона, принадлежали магнаты и шляхтичи, которые занимали достаточно широкий круг общественных должностей, дававших права наследственного титула для сыновей (например, сын каштеляна – каштелянич). Эта категория, отмечал Ростворовский, объединяла шляхетскую аристократию Речи Посполитой и соответствовала по статусу и образу жизни дворянству Западной Европы. В 1827 г. в Королевстве Польском она насчитывала, по оценке историка, 4,2 тыс. собственников имений и 4,1 тыс. владельцев частных и государственных имуществ (dóbr narodowych). Ко второй категории относились мелкие землевладельцы (szlachta zagrodowa i okoliczna). В ее составе было небольшое число шляхтичей, владевших 1-2 крестьянскими дворами, и огромное большинство шляхты, не имевшей во владении крепостных. Наиболее многочисленной такая шляхта была в Мазовии, на севере Л.блинщины и в Подлясье.