Критические минуты государственной жизни, неся с собой опасности и грозя пагубой, имеют, несомненно, подобно всякому испытанию, ту полезную сторону, что выставляют с поразительной ясностью все слабости, заблуждения и ошибки прежних действий и прежних взглядов. Народ, имеющий будущность, должен выйти сильнее прежнего из посетившего его испытания. Общественная и государственная жизнь его должны очиститься. Самосознание его должно стать глубже. Если мы находимся теперь в затруднении, значит, мы должны исправить свои дела и понятия, значит, мы думали неверно и действовали не так, как велел нам долг. Все эти погрешности теперь обнаруживаются и свидетельствуют против нас; их последствия стоят перед нами во всей наготе своей, и мы должны благодарить судьбу, что она дает нам теперь случай проверить себя, увидеть свои ошибки, уразуметь их серьезность и освободиться от них, если можно, в самом их корне.
Нас упрекают в жестокости; мы скорее должны упрекать себя в том, что мы слишком уступчивы, слишком расположены к угодливости, слишком мало наклонны ценить свое по достоинству. Имея за собой несомненное право, мы как бы конфузимся своего права и, будучи чисты совестью, нередко действуем так, как действуют люди, у которых нечиста совесть. Вместо того чтобы открыто и твердо исполнить то, что велит долг, мы стараемся в ущерб делу, на нас возложенному, показаться любезными и гуманными, и когда возвращаемся к исполнению своего долга, то, естественно, подпадаем упреку в двуличности и иезуитизме. Мы не говорим о Царстве Польском, где все чиновники — поляки, но и наши дела в Западном крае не дошли бы до теперешнего положения, если бы между тамошними русскими было меньше людей, уверявших себя, что, действуя по закону и совести, они навлекут на себя такие неудовольствия и даже оскорбления, которые принудят их отказаться от всякой мысли о самостоятельности в законном исполнении долга. Сохраняя верность России и доброжелательство краю, эти люди полагали, что единственное средство быть полезным не только России, но и самому краю заключается в двуличности. Таким образом, из правых они сами делали себя неправыми. Имея перед собой энергичного врага и компрометируя себя перед ним, русская распущенность довела дело до того, что всякое поползновение русского человека не обнаруживать бездействия власти, не допускать отступлений от закона и не потворствовать нарушителям его считалось если не преступлением, то поступком очень предосудительным и признаком придирчивости, не соответствующей тому порядку управления, который должен быть основан на доверии и снисходительности. Словом, русских совсем запугали; и они уже не того совестились, что не исполняют своего долга, а того, что исполняют его. Как ни мало похож этот образ действий на приписываемую русским варварскую жестокость и грубость, однако же нельзя не видеть, что он вовсе не служит нашей чести. Он имеет свой корень вовсе не в либерализме или гуманности, а в недостатке уважения к закону — в том недостатке, которым страдаем все мы, русские, от Немана до Камчатки.
Мы нападаем на взяточников, которые нарушают закон, имея в виду разные материальные выгоды; но чем лучше взяточников те, кто нарушает закон для снискания популярности? Одному платят деньгами за поблажки; другому платят за них похвалами и величаньями. Средства подкупа различны, но подкуп все равно подкуп, и, что бы ни совратило человека с пути долга, результат один и тот же: попрание закона и принесение его в жертву личному произволу. Истинный либерализм должен состоять не в поблажках, которые всегда бывают уступкой не тем, кто прав, а тем, кто притязателен; истинный либерализм должен состоять в умении подчинить свою волю закону и этим уважить свободу других. Мы можем уважить чужую свободу только тем, что поставляем закон выше своего произвола. Строгая, нелицеприятная законность, не подчиняющаяся ничьему произволу, ничьим притязаниям, — вот первое условие либерализма. Несокрушимая твердость воли — главный признак его. Угодливость притязаниям есть слабость, никогда ничего не излечивающая, а, напротив, поощряющая нахальство, которое, видя в ней только робость, возвышает свои требования и насмехается над законом. В общественных делах уступчивость одним всегда заключает в себе несправедливость к другим. Чьи-нибудь интересы всегда приносятся в жертву, а никто не имеет права жертвовать ничьими, кроме своих, интересов. Популярничать на чужой счет нечестно. Вот почему уступчивость и угодливость в общественных делах несовместна не только с либерализмом, но даже и с честностью. Угождайте, если угодно, за свой счет, а не за счет общества, не за счет Отечества.