Польша против Российской империи: история противостояния

Если бы папа желал только, чтобы в России, стране Православия, оказывалась терпимость относительно латинства, то такое желание давно уже исполнено. В России римско-католический обряд проживает свободно, без всякого притеснения. В России и закон, и народ, и господствующая Церковь оказывают полную терпимость как к латинству, так и к другим признанным христианским вероисповеданиям. В наших городах свободно воздвигаются католические храмы, католики признаются христианами, а не считаются язычниками или проклятыми, как считаются православные и протестанты в странах, где господствует римское католичество на всей своей воле. Православная Церковь не препятствует смешанным бракам между православными и католиками, и русский священник благословит подобный брак, не связывая заранее совесть родителей и не грозя им всеми карами ада, если они воспитают своих детей в римско-католическом законе. Так ли поступает римско-католический священник? Он уверен, что вне пределов папской власти нет спасения для христианской души, и он благословляет смешанный брак только на том условии, чтобы иноверец по крайней мере в детях своих отступился от своей веры и предался папе, да и то требуется еще особая диспепсия.

Если в России закон постановляет, чтобы дети от смешанных браков непременно воспитывались в Православии, то этот закон не есть догмат Церкви. Это закон государства. Если папа считает такой закон стеснительным, если римско-католический первосвященник действительно ищет религиозной свободы, то пусть он явит пример ее в своих собственных владениях. Он соединяет в своей особе и государя и первосвященника: пусть же провозгласит он у себя ту долю религиозной свободы, которую ему желательно видеть в России; пусть освободит он совесть людей в Римской области, пусть допустит он свободу смешанных браков без лживых диспепсий, в которых изощряется изобретательная фантазия римской консистории; пусть католический священник благословляет смешанный брак, не ставя обязательных условий относительно детей; пусть католики в Риме свободно переходят в Православие; пусть все это папа сделает у себя и затем уже обратится к нашему правительству с ходатайством, чтоб и оно поступило таким образом и отменило законы, стесняющие религиозную свободу. Наша Церковь от этих отмен не пострадает, истина ее не умалится, она останется тем, чем она была, и, может быть, еще яснее обозначится ее истинная сущность. А что сталось бы с римско-католической Церковью, если бы такие перемены вдруг произошли в ее недрах и в ее владениях? Что произошло бы с римско-католической Церковью, если бы папа в ее собственных недрах провозгласил ту религиозную свободу, которой он требует от нас? С католической Церковью произошло бы странное обстоятельство: она утратила бы свой отличительный характер; она перестала бы быть тем, что она есть, она перестала бы быть римско-католической Церковью. Пусть папа сложит с себя титул наместника Христова, пусть главенство над Церковью предоставит он незримому Христу, пусть папа превратится в то, чем он должен быть и чем он был сначала, до разделения Церквей; пусть он станет архиереем без всяких других притязаний, пусть затем исчезнет государственная организация церковного общества, а с тем вместе изуверство, дух лжи и властолюбия, не разбирающего средств и делающего Церковь христианскую орудием гнусных преступлений, колеблющим и разрушающим нравственные основы человеческого существования. Когда все это исчезнет, тогда исчезнет и латинская ересь, тогда, может быть, восстановится древнее единство Церкви и папе, епископу православному, не будет надобности хлопотать о каком-нибудь конкордате с нашим правительством. А так как этого нет и, по всему вероятию, это будет нескоро, то какой же смысл могут иметь претензии папы на русское правительство, какой смысл могут иметь его требования, чтобы русское правительство допустило у себя то начало религиозной свободы, которое он сам отвергает и проклинает в своих владениях?

ИСТИННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ, МЕРЫ, ПРИНИМАЕМЫЕ ВЛАСТЯМИ В ЦАРСТВЕ ПОЛЬСКОМ, И СТАРООБРЯДЦЫ В ЗАПАДНОМ КРАЕ, № 128, Москва, 12 июня