Польша в XX веке

На этапе продвижения ППР к властной «вершине» отсутствие у нее прочных и глубоких «корней» в обществе восполнялось привлечением на сторону левых сил, в том числе с помощью авторитарных методов управления, той немалой части поляков, которая искала способы приспособиться к текущей ситуации. Уже тогда началось формирование будущего клана партийно-государственной номенклатуры, главным образом, через расширение рядов самой партии и, как казалось, реальных ее сторонников. Это (и советская поддержка) позволяло ППР удерживать гегемонию во власти. После 1948 г., когда отпали все демократические альтернативы послевоенного развития, в условиях нараставшей холодной войны требовалось ускорить консолидацию нового правящего класса, придать устойчивость режиму, превратить партию в идейный монолит. Решение оказывалось невозможным без интенсивной трансформации как партии, так и самого общества, без согласия на принятие, по крайней мере значительной его частью, политического режима, близкого советскому варианту тоталитаризма. Речь шла о превращении переходного многоликого общества в идейно-политическое целое, что в XX в. было свойственно тоталитарным режимам, как правого, так и левого толка, или сталинизму, как теперь принято его называть[920].

Для достижения «монолитности», или по-иному гражданского согласия, договора общества и власти, использовались разные приемы и механизмы. Особое место занимала мощная идейно-политическая пропаганда, направленная прежде всего на стремительно растущее за счет деревни городское население. Новые горожане были склонны ей верить, ценя обретенное положение, и допускать принуждение в отношении других, объявленных врагами. Не менее заинтересованным в гражданском согласии был и быстро растущий новый правящий класс (в широком смысле), обеспеченный системой социальных привилегий. Здесь понимание репрессивной опасности присутствовало, как и желание отвести ее от себя. Но «надежность» даже этих слоев общества, не говоря уже о тех, кто властью был отнесен к неблагонадежным или враждебным, во многом зависела от состояния экономики. А ее успехи были не столь велики, чтобы обеспечить спокойную социально-политическую обстановку. Поэтому руководство ПОРП, поддерживаемое Москвой, считало необходимым «подстегнуть» процессы «овладения» обществом путем его «очищения». Еще в 1947 г. В. Гомулка причислял к «врагам народа» и «реакции» участников подполья, дворянство и бывших капиталистов, служащих довоенного аппарата власти, довоенное офицерство, особенно кадры АК и НСЗ, а также членов довоенных политических партий и организаций, духовенство, богатое крестьянство и каждого, кто не поддерживал режим. В 1949 г. внутренними инструкциями МОБ перечень «враждебных сил», который насчитывал 23 категории «подозрительных» граждан, был расширен и постепенно вырос до 43-х. К «неблагонадежным» относились, например репатрианты с Запада и Востока, а их были миллионы, и лица, поддерживавшие контакт с заграницей[921].

Одним из серьезных импульсов, побуждавшим к интенсивному использованию репрессий, было недовольство, порожденное нереализованными лозунгами и обещаниями немедленного и радикального улучшения жизни. Это законное недовольство власть воспринимала как политически «враждебные» настроения и действия. При таком подходе объекты репрессий могли быть обнаружены среди всех социальных слоев. Под обвинение во «враждебности» власть могла подвести не только ее недавних политических противников, представителей альтернативных идейно-политических взглядов, но и тех, кто был адептом нового общественного порядка, будь то рядовые партийцы и члены Политбюро ЦК ПОРП. За внутрипартийное «инакомыслие» нередко выдавалась клановая или межличностная борьба.

Запущенный механизм персонального наказания и общественного устрашения позволял добиться генеральной цели – принудительно изменяя общество по советскому образцу, превратить партию в «закрытый орден», создать новый иерархически выстроенный, политически надежный правящий класс – партийно-государственную номенклатуру. В конечном счете, как считали руководители ПОРП, масштабным применением репрессий от имени государства, созданием атмосферы всеобщего страха предстояло решить проблему стабильности режима в кратко– и долгосрочной перспективе.

Организация репрессий копировала советский механизм подавления. Она готовилась на партийном и государственном уровнях. Об этом свидетельствовали принятая в феврале 1949 г. резолюция секретариата ЦК ПОРП по вопросам работы польских органов безопасности, решения пленумов ЦК ПОРП 1949 г. «о бдительности» и 1950 г. «о кадрах»; законы 1944, 1946, 1949 гг., предусматривавшие наказание от трудовых лагерей до пожизненного заключения и смертной казни за «антигосударственную деятельность»[922].