Польша в XX веке

«Невидимая» деятельность контрразведки, демонстрируя политическое недоверие руководства ПОРП к Войску Польскому, не могла не создавать напряженную атмосферу в армии. Общая численность ГУИ была небольшой и лишь в 1953 г. достигла максимума в 1500 человек. Недовольство, особенно среди офицерства, имело разные источники, но усиливалось присутствием советских офицеров не только на войсковых командных должностях, но и в специальных департаментах Министерства национальной обороны и контрразведке{334}. В 1944–1948 гг. из 121 человека командного состава контрразведки 80 были советскими офицерами, в значительной части поляки по национальности. Чекисты возглавляли ГУИ в 1944–1945 гг. (полковник П. В. Кожушко) и в 1950–1953 гг. полковник Д. П. Вознесенский, прокурорский надзор в 1948–1950 г. осуществлял полковник А. Д. Скульбашевский, в 1950 г. Высший военный суд возглавили советские офицеры полковники В. М. Свентховский (председатель) и А. Ю. Томашевский (заместитель). В том же году в Польшу прибыли три советских гражданина на должности советников начальника Управления юстиции MHO, Главного военного прокурора и председателя Главного военного суда. Как и другие советские офицеры, откомандированные в польскую армию, они состояли в штате этой армии и одновременно на партийном учете в организациях ПОРП[929].

Благодаря созданию столь разветвленного аппарата госбезопасности и военной контрразведки, где служили, были задействованы или «примыкали» многие сотни тысяч поляков, в стране стали возможными массовые репрессии. В 1949–1953 гг. «фронт работ» МОБ расширился до масштабов всего общества. Любой гражданин мог оказаться под подозрением и стать обвиняемым. Открылся простор для непредусмотренных правовыми нормами или сознательно выведенных за пределы закона операций спецслужб, нередко применявшихся для «выяснения» личных и групповых отношений. По данным польских историков, в 1949–1955 гг. число ежегодно арестованных колебалось в пределах 12–15 тыс. человек. В 1952 г. оно достигло апогея – 21 тыс. человек. Всего за 1949–1953 гг. за «преступления против государства» военно-полевыми судами было осуждено более 37 тыс. человек из общего числа осужденных в 1944–1953 гг. более 70 тыс. человек{335}. Численность политических заключенных на 1 января 1948 г. составляла 26.4 тыс. человек, через год – 32,2 тыс., в середине 1950 г. – 35,2 тыс. человек, пожизненные сроки имели 1085 человек, от 8 до 15 лет – более 6 тыс. В 1952 г. за политические преступления и за преступления в годы оккупации в тюрьмах содержалось 49.4 тыс. человек, или более половины всех заключенных в стране. Тем не менее, по сравнению с 1944–1948 гг. общее число репрессированных по политическим мотивам сократилось в начале 50-х годов почти в 2 раза. Поводы для осуждения могли быть любыми: распространение «провокационных» анекдотов, «реакционных» слухов и т. п. были зачастую достаточными свидетельствами «враждебных настроений». «В октябре месяце [1951 г.], – рассказывал советскому дипломату руководитель парторганизации Катовицкого воеводства Ю. Ольшевский, – развернулась борьба с вражескими элементами, занимавшимися вражеской пропагандой. В соответствии с указаниями из Варшавы представители органов госбезопасности начали проводить массовые аресты (арестовываются за день от 30 до 50 человек). Аресты производятся как в городе, так и в деревне. В городах арестовывают на улицах, в очередях, в трамвае и т. п. Причем, при аресте громко объявляется: "Вы арестованы за антинародную пропаганду!". Реакция прочих граждан, присутствующих при аресте, обычно правильная… Арестованные за вражескую пропаганду обычно получают до 3-х лет тюремного заключения…Среди арестованных в октябре с/г за антинародную пропаганду есть и члены партии». Эта информация подтверждает вывод историка А. Фришке, что «действий, высказываний или реакций, которые могли бы стать поводом для репрессий, было так много, что никто не мог чувствовать себя в безопасности»[930].