Polska

— Мальчик, какой ты глупый! Как тебе объяснить, что ночью тут "поработали" партизаны? Они свалили эшелон, испортили путь, другие немецкие пособники, путейцы, путь восстановили и ты теперь, хотя и тихим ходом, но все же катишь из опасного места? Дурачок! Кто ж разгоняется по только что восстановленному пути, разбитому партизанами?

Это всё отец, это его объяснения, и всё так понятно! "Правила эксплуатации железных дорог" во всём мире и в любое время одни. Закон! А закон, если он таковым является, изменить невозможно.

Кто кому и за что тогда мстил — этого отец не рассказывал. Почему? Не потому, ли что родители страдают заблуждением в наш адрес: "мал ещё"!? Ничего я не знал о народных мстителях, и они обо мне ничего не знали, и всё складывалось самым лучшим образом. Какой это был по счёту случай моего ухода от "возмездия"? И сколько ещё времени за мной будет кто-то гоняться с единственной целью: убить? Смерть гналась за всеми, но догоняла некоторых. Я был шустрее "некоторых"? Могли народные мстители пустить наш эшелон "по назначению"? Вполне! Почему не пустили? Случай? Они знали, кого везут враги в эшелоне? Если бы знали, то у них было больше оснований не жалеть тротилу для нас. Не знали? Тогда тем более! При любом раскладе колоды нам выпадал "туз пик". И всё же он не выпал!

Что это был за эшелон, что передвигался впереди нас? или это был встречный поезд? С каким грузом — этого я, разумеется, не знал.

Лениво горевшие вагоны на обочине не впечатляли: утро было тихим, безветренным, солнечным и не тревожным. Настоящего, весёлого огня, хотя бы такого, как при сгорании любимого монастыря, тогда не было. Я превращался из любителя авиации в знатока пожаров, "юного пиромана".

Какая вонь, помимо вони от горящего мазута и вагонных досок, крашенных суриком тогда ещё присутствовала — не могу сказать потому, что ранее запаха горелой человеческой плоти обонять не доводилось. Может, и было что-то такое в тогдашнем "смоге" — не знаю потому, что не с чем было сравнивать. Совсем недавно в горевшем монастыре, в памятную ночь, вроде бы никто из обитателей монастыря не сгорел, и даже не поджарился. Я вообще не знал запаха жареного мяса, запах жареного мяса советскому пролетарию в годы с 35-го и во все последующие, было противопоказано. Роскошь это! Конечно, я вру, в поздние времена предавался чревоугодию, запах жареного мяса знаю, виноват, перегнул. Но тогда в воздухе августовского утра сорок третьего года на перегоне железной дороги в сторону враждебного запада, висела мерзостная гарь — и всё! Возможно, что нынешние мои подозрения тогда имели место, но это из разряда недоказанного. Единственное, за что могу поручиться: всё разбитое и горевшее было свежим, не позже, как три — пять часов с минутами тому назад "приготовленным". Похоже, что партизаны совершили удачную диверсию и ушли в леса отсыпаться. Кто и когда успел расчистить колею для нашего продвижения — этого, разумеется, я не знал.

Мог я тогда вонять своим горевшим мясом? Не мог: какое на мне было мясо, о чём говорить!? Минимум! Но и при минимальном количестве мяса на моём скелете, если бы враги изменили, хотя бы на час, график продвижения нашего эшелона, и я бы мог травить окружающую природу вонью! Но, удача! Очередная удача! Не жизнь, а непрерывная череда удач! Почему этого не случилось? Возможно, что народные мстители нас приняли за невольников и пожалели? Не знали, кто перевозился в эшелоне на самом деле? Работали по плану: "одна ночь — один эшелон", а мы оказались "сверхплановыми" и на нас не хватило тротилу? Ошиблись в расчётах?

Пожалуй, я пришёл к пониманию "везения":

когда горел монастырь и лётчик бомбардировочной авиации пытался изделием с названием "бомба"" угодить в меня, но немного промахнулся — в этом можно увидеть начало "возмездия" за коллаборационизм отца по твёрдой вере православных христиан:

— За грехи отцов рассчитываются дети! — но что отцы становились на нехороший путь ради детей — этот довод в расчёт не брался.

Везёт, везёт! Дико везёт! Почему одним, вроде нас, очень отрицательным перед "всем советским народом" везло, а другим, лучшим, чем мы, в везении было отказано? Борцы, не предатели своего народа и не пособники врагам, но гибли!? Или всё происходило по формуле одной старой, тёмной и одинокой старушки с кличкой "Копеиха", что проживала в монастыре через три кельи от нас и рассуждавшей:

— Все ТАМ будем, кому-то первому начинать надо.

Какие силы сберегали коллаборационистов? Почему, по каким неизвестным законам везло моему родителю, когда он работал на оккупантов? По всем людским расчётам мы имели десятки случаев прекратить пребывание в этом мире, но все эти случаи для нас заканчивались благополучно. ПОЧЕМУ!?

Глава 5. Короткий "откат"

Сегодня очень многие признали существование "божьих законов", но далее признания не пошли и остановились. Признать "божьи законы" — одно, а следовать им — другое. "Вес" у "божьих законов" разный. "Лёгкий" вес — это признавать существование законов, "тяжёлый" — исполнять их.