Polska

Удивительное дело: ну как, каким образом отец "зацепился" за этот лагерь? Да так крепко, что его не трогали? Взяткой пану керовнику пахло? Мы были нищими, какие взятки в войну? Из чего и откуда им взяться? Знанием языка? Нет, из всего польского отец знал только два польских ругательных слова: "пся кревь". Безобидные слова, перевод которым я узнал через много лет: "сучья кровь".

Как можно было уцелеть отцу тогда? Правильно, только работой, работа всегда и везде имела цену.

Отец был принят в "здоровый вражеский коллектив". Жена пана Станислава варила своим ребятам крупные бобы, не забывала и меня. Бобы были первыми в моей жизни, до этого не знал, что такой продукт питания вообще существует в природе. Удовольствие в горячем виде помещалось в бумажные "фунтики" и раздавалось нам, ребятне без учёта национальной принадлежности.

Жена пана Станислава была красивой и статной женщиной, да и сам пан Станислав внушал уважение: крепкий, красивый человек.

Пани, я даже не знаю вашего имени! Стыдно, но всегда поминаю вашу великую душу! Пани, не приходите в этот мир, вам нет в этом нужды, вы уже СОВЕРШЕННЫ! Вы прекрасны, как богородица, если верите в неё! Правда, удивительно? Жена предателя не может быть хорошей, но я готов молиться за её душу во всех костёлах Полонии! В своих — так же.

Отец, помимо помощи пану Станиславу, работал на лагерной кухне истопником. Была такая кухня для перемещённых лиц. Помню варево из общего котла, и это была "бетонная" смесь из картошки и макарон. Съедобное варево, но невкусное, без соли и непонятно почему — очень густое. Из каких соображений исходил повар, готовя такое? и был ли он поваром — трудно сказать. Думается, что всё заключалось в дисциплине: если картошки и макарон отпускалось на пятьсот обитателей лагеря из расчёта определённого количества граммов на рот, то повар столько же и закладывал в котёл: куда было девать украденное? Отсутствовал резона на кражи. Первый сдерживающий довод в пользу воровства, а второй был таков: если в странах ислама вору и до сего дня отрубают руку, то Европа во времена оккупации за такие человеческие слабости не оставляла шансов расхитителю на дальнейшее проживание. Могло быть и частичное отнятие здоровья у вора, и это достигалось хорошей поркой.

От лагерного питания непосредственно из котлов наше семейство отказалось после первого обеда, и такое было уже гордыней. Любое проявление человеческой гордыни на чём-то стоит, на пустом месте гордыня не держится, гордыне опора нужна. "Просто так" никто, никогда и ни от чего не "воротит нос" Поэтому, если мы отказались от "общелагерного" питания, то у нас что-то было иное. А что — не помню.

Отец заботился о воде для кухни, топил варочные котлы, как всегда, был на вторых ролях. Оно и лучше. Первые роли всегда опасны и тяжёлы, стоять в первом ряду в такие времена — глупость.

В скорости появилась мать с братишкой, и причин для задержек в этом лагере у отца более не имелось. Можно было двигаться далее, в Рейх.

Разумеется, такие вопросы родитель не решал, и где ему находиться — было дано знать лагерному начальству в лице господина керовника. Да к тому же отец так прочно "влился в здоровый вражеский коллектив", что "пан керовник" счёл нужным оставить при лагере столь ценного работника. Видно было, что такое решение о дальнейшей судьбе бывшего немецкого помощника для него было сущей малостью, пустяком, и мы, тихо, спокойно, продолжали занимать место в дальнем углу центрального барака. Это вначале, а потом семейству выделили отдельную комнату в этом же бараке. Для чего комната предназначалась — не знаю, но по описаниям других лагерей тех времён, она предназначалась для "барачного" мелкого начальства. Поскольку в лагере народ долго не задерживался, а "приходил — уходил", то такого руководства в каждом бараке, как замышлялось высшими "барачными деятелями" не имелось, и комната пустовала.

Как мать добралась с новорождённым от Хелма до Люблина? Почему не затерялась и не сгинула без следа, не зная ни единого слова из польского языка? И немецкого — так же? Расстояние в километрах между упомянутыми городами небольшое, но всё же? Кто-то знал, в каком лагере и где находилось семейство женщины с новорождённым, и точно направил в нужное место? Посадил на поезд. И для чего в оккупированной Польше нужно было помогать русской женщине? Добирайся сама, как сможешь! Война идёт, на кой ляд думать о какой-то русской бабе с новорождённым? Поместить её в любой попавшийся лагерь — и все заботы! Чья "система поиска" тогда работала? Немецкая? Польская? Или "европейская человеческая"? "Неуместные вопросы"!

И новый допрос матери:

— Как тогда добралась до нас? Как нашла лагерь? По какому "компасу" двигалась? Не простым делом было добраться до нас!

— "Как, как"… Почитай, сбежала из роддома. Кое-как оделась, одеяло казённое на себя, сына под грудь — и на станцию!

— Откуда могла знать, где станция?

— Что, глухая была? Паровозы гудели. "Язык до Киева доведёт"…