Polska

Ларёчное счастье продолжалось недолго и ларёк почему-то убрали. Пределов моему огорчению не было, но только сегодня понял: ларёк убрали из чисто экономических соображений: "контингент" лагеря был глубоко "не платёжноспособным".

Глава 15. Пожары.

Быстро закончилась слякотная часть польской весны, и пришло благословенное время тепла! Знакомое, прекрасное, вечно ожидаемое время!

В лагерь привезли большой стог соломы, а вот когда и на чём привезли солому — этот важный момент я прозевал. Стог, возможно, был большим потому, что я был маленький.

Солома была частью забот лагерного начальства для "перемещаемых лиц" планировалась, как подстилка под их бока.

Могу и ошибаться: или стог действительно был большим, или я всё ещё оставался маленьким, но как бы там не было, а он меня впечатлял. Гора чистой соломы была самым большим удовольствием на тот момент: в соломе можно было валяться, зарываться в неё, кувыркаться так, как позволяла фантазия и падать на неё без малейшего вреда для тщедушного тела. Сказка длилась недолго: стог приглянулся и женщинам из "перемещённых лиц", коих мать называла "хохлушками". На второй день существования стога они пустили его совсем не в ту сторону, в какую мечтало его пустить начальство: на соломке они надумали готовить пропитание. Появились с посудой и приступили к "таинству". Я прекратил свои "гимнастические" забавы и стал наблюдать за ними. А как иначе? Разве мог продолжать забавы в соломе, когда женщины приготовились готовить пропитание? Очень интересное занятие: наблюдать с чего и как женщина приступает к приготовлению пропитания.

Их было трое. Удивительное явление, кое никому и никогда из мужчин не удастся научно объяснить: они занимались извечным делом и продолжали ворковать на языке, из которого я понимал совсем мало слов. Что это был украинский, да ещё и "западный" язык — этого я тогда не знал. Не знаю и сейчас.

Кто виноват в дальнейшем? Лагерная кухня, что продолжала выдавать несъедобное варево из картошки с макаронами неимоверной плотности, равной застывшему бетону? Иногда и подгоревшему слегка? В том, что украинские талантливые стряпухи захотели лучшего и достойного пропитания — их вины в этом не нашёл бы ни один следователь. Как можно потреблять лагерное питание, когда каждая из них врождённый талант в приготовлении пищи!? Даже и в военное время!? Им, большим и признанным всем миром, мастерицам по борщам!? Лучше смерть!

Вот и тогда три стряпухи на удалении от стога, кое им показалось безопасным "в пожарном отношении", устроили три очага: два, или три кирпича, и на них — посудина. Всё, более ничего не нужно! Приступаем к извечному женскому занятию — стряпне. На свежем воздухе. Без запретов. По своим способностям и возможностям в продуктах. Солнышко, теплынь, тишина, всё отошло куда-то, да и так далеко, что вроде бы нет и войны! Ничего худого в мире не существовало, оставалось только священнодействие у скромного очага вперемешку с милой беседой, коя бывает выше и дороже самой изысканной пищи! Вечное, непреходящее священство!

Наблюдал за их работой, а наблюдали они за мной — этого я так и не узнаю. Но хотелось: что они могли заметить за "хлопчиком"? Ничего, а вот "хлопчик" — тот замечал: каждая из них шла к стогу, брала малую охапку "соломенного топлива", клала его в стороне от своего очага, затем брала меньшую порцию и совала её под посудину с варевом. Дело шло к завершению готовки, но солома — она и есть солома: быстро и жарко сгорала, не давая нужного огня для варки того, что находилось в посудинах.

Через годы как-то услышал сравнение: "его любовь — как солома: обжигает, но не греет". Следом за пословицей почему-то вспоминался лагерный стог соломы и стряпухи в "огнеопасной" близости от него.

Женщины ворковали, но на каком языке предавались извечному женскому удовольствию — не знал. Да и чего там понимать? Женщины занимались вечной работой: готовили пищу, это и так понятно! И всё же…

…таская солому для очагов от "главного топливного склада", милые поварихи проложили дорожку из соломы от огнищ до стога. И миг наступил, он просто не мог не наступить: в один из моментов у одной разини, а она в это время увлечённо и быстро что-то щебетала соседке и беседа "вступила в затяжной диалог", совсем маленький огонёк вышел из очага, и со скоростью, не меньшей, чем по дорожке из пороха, устремился к стогу соломы!

Мы, мальчишки, такие дорожки в осень сорок пятого делали из пороха, но это было в сорок пятом, а пропитание женщины готовили в сорок четвёртом. Оно и понятно: и я, будь огоньком, тоже захотел бы вкусить больше от большого стога, а не довольствоваться теми крохами, что получал из рук женщин. Огонь любит свободу, он только тогда ОГОНЬ, когда неуправляем.