Польская фэнтези

Выколов правый глаз, Мементо на мгновение потерял сознание. Но как только пришел в себя, тут же выколол левый. Однако, надо сказать, пока что это не просветлило его мыслей и уж точно не повысило остроты зрения.

Немая женщина не всполошилась при виде крови. Ей в жизни довелось видеть множество крови, пота и страдания. И слез. Она с каменным спокойствием осмотрела раны философа. Только ее неопределенного цвета странные глаза были печальны. Однако этого Мементо увидеть уже не мог.

Чтобы хоть немного утишить боль в гниющей ноге и глазницах, Мементо принялся в уме перебирать доводы в пользу существования Бога. По сути, довод был лишь один, но в четырех частях. Во-первых, неоспоримый факт наличия всеобщего движения требовал изначального присутствия Перводвижителя. Во-вторых, дифференцированное разнообразие всего сущего требует наличия Идеальной Сущности. Из наличия случайностей, в свою очередь, делается вывод в пользу наличия Необходимой Сущности. В-четвертых же и последних, коли в природе имеет место причинность, должна быть и Первопричина.

— Прекрасно!! — воскликнул Мементо, чтобы заглушить страдание. — Но при чем тут упорное молчание Бога!

Мементо решил, что всем его рассуждениям грош цена. «Не доказательства это, а плод досужего ума, — говаривал он в приступах скверного настроения, то есть довольно часто. — Ну разве не факт, что в действительности мир состоит из малых частичек, а те в свою очередь из еще меньших и так дальше до бесконечности? То есть — до абсолютной пустоты? А пустота сия означает, что мир — не более чем иллюзия. Вот так. И все это, вместе взятое, говорит о том, что Бог обожает заниматься бесконечным пустословием. Тогда что же есть мир: игра обманутых органов чувств, отражение в воде, тень тени, благородство преступника, добродетель гулящей девки?»

— Мудрствование философа — вот что это такое! — крикнул Мементо и горько рассмеялся.

Или взять причинность мира. Мнимую причинность. Разве не факт, что у каждой причины есть своя собственная причина, что первая-то причина просто и не существует!

Несколько мгновений Мементо казалось, что он слышит приглушенный смех, идущий отовсюду, но нет, просто это яды из ноги нарушали равновесие всех четырех органов чувств философа.

И тут он услышал голос, полный звериной боли:

— Аааааааа!!

Но и в его реальность не поверил.

Потом уснул. Ему снились уши, превратившиеся в пепел.

Проснуться ему не было дано. Гниющая нога изъяла его из этого мира. Он умер, так и не услышав Голоса Бога.

2

Солнце стояло неподвижно в самом зените, опаляя оттуда мир.

Безымянный палач и его спутник двигались по тракту, третий день надеясь встретить грядущую жертву. Вокруг раскинулись вересковья. Еще пара дней столь небывалой в эту пору года жары — и растения умрут.

Нормальный человек, обладай он средним терпением, уже давно потерял бы веру в успех мероприятия. Но палач не считал себя нормальным человеком, его вера могла выдержать восхождения в горы и спуски в долины.

Спутника палача звали Мори.

Они встретились три дня назад. Палач в приятной влажной тиши подвалов работал над новейшим изобретением, которому — уже после смерти гениального конструктора — предстояло революционизировать систему свершения акта правосудия и неправосудия. В другой реальности очень похожую машину в честь ее создателя окрестили «гильотиной». Поскольку палач не знал своего имени и средь живых не было человека, информированного в данной проблеме лучше его, приспособление получило название: «Безымянная машина». Название довольно длинное, но ведь изобретатель первого в иной реальности автомобиля будет называть его «горронтрикелом».

Палач прервал работу, чтобы вдохнуть влажный воздух подвалов. Помещение тонуло в полумраке. Вокруг Безымянной машины валялись безголовые трупики кур, приконченных в экспериментальных целях методом проб и ошибок. Каменный пол лоснился кровью, а воздух был напоен характерным ароматом невинно убиенных птиц.

Над входом в подвал висел герб рода Мортенов: «Безголовый орел». Вот уж действительно грустная метафора судеб графских родичей.

Еще недавно палачу страшно недоставало хозяина в замке Кальтерн. Граф, которого, выполняя его графскую волю, палач ежедневно истязал, придавал смысл существованию истязателя. После смерти Мортена палач долго не мог прийти в себя. Даже подумывал было покончить с собой. Но неожиданно обрел утраченный смысл жизни. Тогда он подумал — это было как внезапное озарение, — Бог вовсе не молчит, как это кажется всем и каждому. Просто Его мало кто слышит! Тогда палач пришел к выводу, что мир жесток и зловреден не без причины и любые акты неуважения к чьему бы то ни было здоровью, предположительно даже жизни, как раз и есть Голос Бога! В таком случае получается, что Бог — невероятно разговорчивое существо. Продолжая рассуждать в том же направлении, палач все больше убеждался, что сам он есть не что иное, как Язык Бога. Он был почти убежден, что, тщательно выполняя свою работу, он разговаривал и притом оказался невероятно последовательным говоруном.