Оказалось, что стоит перед ним и коверкает и немецкий язык тоже хоть и меньше русского не кто-нибудь, а ого-го кто. Этот высокий с вислыми казацкими усами и красивым дорогим панцирем, как у рыцаря настоящего, человек был воевода краковский — князь Фёдор Любомирский.
— Там у реки наш отряд задержали. Среди шляхтичей есть каштелян краковский князь Ян Вишневецкий. Его бы сюда позвать. — Замахал руками на восток, производя скрежет железа по железу, Любомирский.
— Иван Семёныч, слышал, пусть каштеляна сюда позовут.
Ну, не брат родной, но похож. Тоже высокий с русыми волосами, в таком же красном одеянии и тоже в кирасе закрытой с золотыми насечками в виде причудливого герба.
— Сдаваться надумали? Давно пора, — когда второй шляхтич представился, спросил их генерал.
— Сдаваться? Зачем? А вы, Ваше Превосходительство, думаете, что мы из Кракова? — хлопнул себя по нагруднику наручем Любомирский звеня, как серебряная салатница, уроненная на мраморный пол.
— А воевода краковский и каштелян (знать бы ещё что это значит?) краковский не из Кракова? — посмурнел старший Бирон. Он-то обрадовался, что ляхи сдаваться приехали, и конец войне.
— Нет, когда примас прислал в город войска, мы подчинились его воле, но когда Ян Тарло захватил Краков и закрылся, то мы с верными людьми решили его покинуть.
— И что? Отпустил вас Тарло?
— Нет, мы пробились через ворота. Вырезали охрану и ушли. Лещинский мой личный враг и…
— Секунду. Лещиннский убит. Вот у меня письмо есть от братца. От герцога Бирона.
— Убит? А Тарло об этом знает? — переглянулись паны.
— Я весть ему послал, сейчас ответа жду. Может вам он больше поверит, чем моему посланнику. Не хотите вернуться и назад власть над городом и войсками забрать?
Событие сорок седьмое
Зря Карл Бирон надеялся на разумность оппонента. Ян Тарло пана Боженцкого хоть и отпустил, но со странным посланием «Pierdole cie» к российскому генералу. Особо переводить Карлу не требовалось. Он хоть и не знал польский досконально, но ругательства выучил. Всё же больше двадцати лет был на службе в армии Речи Посполитой. Вот, правда, не на территории Польши. Почти всё время он провёл в Дрездене с гвардией Августа Сильного. Рост позволил служить в этом элитном подразделении. Но среди гвардейцев польского короля и саксонского курфюрста было несколько знатных и высоких поляков и мата от них Карл наслушался. Так что и без перевода понял, что товарищ Тарло сообщил русскому генералу, что лучше тому пойти на…
Кто его вежеству учил? Так и хотелось вступить в дальнейшую полемику Карлу Ивановичу басовитым гулом крупнокалиберных орудий. Даже развернулся уже к ординарцу, чтобы тот послал за майором Андриевским — командиром артиллерийской роты двухпудовых Единорогов. Пришлось вздохнуть глубоко пару раз и успокоиться. Приказ брат дал чёткий и правильный. Город нужен для коронации, а короноваться в развалинах, сгоревших — плохое начало для правления Августом такой непредсказуемой страной, как Речь Посполитая. Ну и ограниченность в порохе и бомбах с ядрами, ещё помогли глупого приказа не отдать.
— Что скажите, Ваши Светлости? — надышавшись воздухом и чуть не проглотив огромного слепня, развернулся генерал к Вишневецкому и Любомирскому.
— Обстрелять город нужно и идти на штурм! — почти хором краковские начальники возопили.
— А города не жалко? Сюда скоро приедет Август Саксонский на коронацию. Мне брат сказал, чтобы по возможно Краков не обстреливать. Беречь.
— Вавельский собор Святых Станислава и Вацлава находится в центре города, а нужно разрушить стену. Укрепление старое и больше века не подновлялось. — махнул рукой на такую малость, как разрушение части города его каштелян Ян Вишневецкий.
— Ну да… — Карл склонился над картой. Они сейчас стояли на берегу небольшой речушки Длубня, что чуть южнее впадала в Вислу. Рядом был лес и в нём вполне можно было укрыться. Бирон думал о том, как выманить ляхов из города. Штурмовать стены не хотелось. А просто разрушать город, тем более. Нужно попытаться выманить войско из Кракова и дать бой за пределами стен. Не простая задача. Зачем выходить из города и лишать себя защиты стен? Он бы свой корпус вывел только в том случае, если бы имел значительный перевес в живой силе и артиллерии. Сейчас силы почти равны. У него пятнадцать тысяч, а, со слов Любомирского, у Тарло около двенадцати тысяч человек.