Польская линия

Артур принялся священнодействовать. Вытащив из ящика бумажный фунтик, высыпал порох в ствол, закатил туда круглую пулю и начал небольшим шомполом запихивать пыж.

— Прошу участников выбрать оружие, — нарочито весело сказал Климашевский.

Мне было все равно, из какого пистолета стрелять, я кивнул сопернику — мол, уступаю, но Добржанский, верно, решил перещеголять меня в благородстве, показывая жестом — мол, после вас. Действо начинало походить на театральщину — на Чичикова с Маниловым, застрявших в дверях и я ухватил первый попавшийся пистолет.

Взяв в руки «историческое» оружие, удивился его легкости и компактности. В моем представлении, кремневый пистолет должен «тянуть» килограмма на два, а то и больше, а этот весил не больше, нежели наган. Оружие не выглядело старинным — ствол без малейших признаков ржавчины, курок без потертостей, рукоять, покрытая новым лаком. Я не металлург и не антиквар, но, как могу судить, пистолет изготовили не сто лет назад, а максимум десять. Это что, какой-нибудь аглицкий или американский «жилетный» пистолет, или оружие шулера?

Артузов, наблюдавший мое изумление, сообщил:

— С балканской войны привезли.

Про балканские войны, считавшимися «репетицией» Первой Мировой, я, разумеется, знал, но какая связь у них с кремневым пистолетом, так не понял. Ладно, коли жив останусь, спрошу Артура. А тот, как и положено секунданту, важно произнес:

— В последний раз предлагаю противникам примирение.

Будь я поумнее, то непременно сказал — как изволит мой соперник, но вместо этого заявил:

— Примирение между нами невозможно.

Тьфу ты, заговорил «по благородному», то-то мой соперник приподнял брови. А ведь мы люди простые, в университетах, в отличие от Добржинского не обучались. Правда, и у моего соперника всего-навсего два курса Московского университета, но по нынешним временам это академия.

— Nie można, — согласился со мной Добржинский.

Я заметил, как на скулах поляка заходили желваки. Нервничаешь?

— Пора разводить дуэлянтов, — сказал Климашевский.

Куда разводить? А, уже отмеряно. Нас разведут по углам, потом начнем сходиться, а тут лежат два ящика. Между ними пять шагов. Оказывается, это так мало! О чём я думал, предлагая стреляться с пяти шагов?

— Подождите, — остановил секунданта Артузов. Посмотрев на Добржинского, Артур спросил: — Игнатий Игнатьевич, а вы ничего не забыли?

— Нет, товарищ Артузов, не забыл, — ответил Добржинский. — После дуэли я все расскажу.

— Нет, товарищ Добржинский, так не пойдет, — твердо сказал Артур. — Первоначально мы договаривались, что вы выдаете нам места дислокации террористов, дату и место покушения на Тухачевского, а взамен получаете голову Аксенова. Я согласился, хотя речь и шла о моем друге. Далее, вы захотели получить от Владимира сатисфакцию. Что же, я снова согласился. А теперь вы опять увиливаете. Согласитесь, это непорядочно. Вы должны мне вначале все рассказать, а потом стреляться.

Казалось, Добржинский размышлял целую вечность. Наконец, заполучив кивок от своего секунданта, сказал:

— Хорошо. Все подпольные группы передислоцировались в Минск. А на вашего дурака Тухачевского никто не собирается покушаться. Напротив, майор Мацкевич отдал приказ — беречь большевистского командующего от случайных террористов.

— Почему? — удивленно спросил Артур.

— Почему — это мне неизвестно, — усмехнулся Добржинский. — Об этом простому резиденту с подмоченной репутацией не докладывают.

— А смертью Аксенова вы хотели поправить свою репутацию? — поинтересовался Артузов и, не дождавшись ответа, сказал. — Что ж, похвально.

Как по волшебству в левой руке Артура возник пистолет. Выстрел, второй — пана Климашевского отбрасывает назад, а между изумленных глаз Добржинского появляется аккуратная дырка.

— Ничего, что я с ними неблагородно? — озабоченно поинтересовался Артузов, убирая пистолет куда-то за пояс.

Вместо ответа я хмыкнул, и поинтересовался:

— У тебя же револьвер был?

Артур ответил как-то невнятно и не очень понятно:

— Так я же левша.

— Не замечал раньше.

— Меня в детстве переучивать пытались, — пояснил Артур. — И даже переучили. Ну, почти. Пишу правой, рычаги в автомобиле переключаю, но кое-что удобнее левой. Стрелять, например, с левой руки гораздо удобнее. К тому ж, когда на боку кобура, она внимание отвлекает, и все на мою правую руку смотрят.

— Хитро, — с уважением сказал я.

— А ты и сам-то, если что — за браунинг хватаешься, хотя револьверная кобура висит.

— Жук ты, товарищ Артузов, — с еще большим уважением проговорил я, а потом добавил. — И не жук даже, а жучище.

— И это вместо спасибо? — весело поинтересовался Артузов. — Тебе бы меня положено водкой поить, за спасение твоей жизни, и за избавление от дуэли.

— Ага, а кто меня под дуэль подвел? Нет, Артузов, ты все-таки жук. Большой, с огромными лапами, и с усами, как у… Да, у кого самые большие усы?