Польская линия

– А ты контрразведчик или кто? Сам же меня учил извлекать максимум информации из минимального количества данных.

Артур похлопал глазами, пытаясь вспомнить, когда он учил меня добывать информацию, но спорить не стал. Да и небольшая лесть даже чекисту приятна, а не только кошке.

– Так вот, по моему разумению, Владимиру Ильичу нравится твой необычный подход. Как бы лучше сказать… Творческий подход. Он после твоего выступления на заседании Малого Совнаркома тебя не один раз в пример ставил, а когда почитал справку о твоей деятельности в Архангельске, смеялся. Особенно ему понравилось, как ты карикатуры использовал, а еще как ты из старинной пушки палил по полицейскому участку.

– А про пушку-то он откуда знает? – удивился я. Чтобы соблюсти справедливость, уточнил: – И вообще, из нее не сам я палил.

– Не скромничай. Идея твоя, а о пушке председатель Архангельского губисполкома рассказал. И о замене продразверстки продналогом – тоже твоя идея. Не исключено, что Владимир Ильич считает, что молодой товарищ, который Аксенов, какую-нибудь новую идею еще подкинет. Впрочем, – еще раз решил уточнить свою позицию Артур. – Это только мои предположения.

Я пожал плечами. В принципе, могло и так быть. Отправили меня как креативного человека на польский фронт, чтобы нащупал какие-то верные ходы. Правда на кой леший какой-то «креативщик», если войска Тухачевского ведут успешное наступление?

Подумал о наступлении, и меня снова охватило чувство дежавю, только наоборот. Не скажу, что хорошо помню события польско-советской войны, но точно помню, что наступление должно начаться в июле, а нынче еще только июнь. И Минск, куда я несколько дней назад отправил своих людей, еще у поляков. Может, моя деятельность в должности начальника Архангельского ЧК все-таки принесла свои плоды? Худо-бедно, сумел сохранить жизни двум сотням офицеров, направил их на фронт. Может, благодаря погибшему жениху Татьяны, поручику Покровскому, которому в той истории было суждено умереть от голода на Соловках, история пошла не так?

Глава 9. Охранная грамота

Чаю с начальником Смоленского губчека мы попили. Именно тонизирующего напитка, а то, как мы знаем, выражение «попить чайку» у нас очень многогранно. Так себе чай, зато с баранками, весьма, кстати, неплохими. Я решил даже утащить с собой парочку для Танюхи, хотя… парочку тащить нет смысла, это ей на один зуб.

Деловой разговор пошел не сразу. Ну кто из начальников секретной службы враз начтет рассуждать о проблемах, делиться секретами? Поначалу ходили вокруг да около, зато решили несколько технических вопросов. Первый – безо всяких кавычек, о подключении бронепоезда к телефону. Товарищ Смирнов обещал, что к завтрашнему дню все будет готово – «позаимствует» один из городских номеров. На довольствие нашу команду взять он не обещал, но кое-какими «излишками», вроде крупы и сухарей, поделится. Что ж, уже хорошо. Так, потихонечку, начали подбираться к более важным делам. Игорь Васильевич сообщил, что нынче в Смоленске лучше, чем пару месяцев назад. Весной город переполняли не только красноармейцы, но и беженцы, а последние разными бывают. Есть настоящие, а встречаются и такие, что только маскируются под перемещенных лиц. А тут и своя контра, и заграничная. Теперь же, как Тухачевский погнал ляхов обратно, количество воинских частей поубавилось, да и гражданские лица, стронутые с родных мест войной, потянулись обратно. Обсудили возможный поход в Польшу, посетовали, что Пилсудский не хочет сдаваться сразу, хотя Тухачевский уже выходит на Барановичи с Пинском, за которыми уже до Варшавы рукой подать, а Егоров – на Тернополь, откуда лежит путь на Львов. А вот дальше начался спор – надо ли нам завоевывать Польшу, а если да, то что с ней потом делать? Артузов считал, что Польша – ключ к мировой революции, поэтому нужно входить на ее территорию и поднимать тамошний пролетариат на борьбу с панами, а настроенный скептически Смирнов не особо верил в силу польского пролетариата. Я же постарался уйти от прямого ответа – мол, поднимем пролетариат на борьбу с мировым капиталом – прекрасно, а нет – тоже ничего, за что заработал от обоих коллег прозвище «центрист».

Неожиданно разговор перекинулся на фантастику. С чего вдруг, я так и не понял, но Артузов со Смирновым увлеченно принялись обсуждать «Войну миров» Герберта Уэллса, нашествие марсиан, выкачивание крови. Разумеется, не обошлось и без упоминания товарища Богданова с его «Красной звездой». Артузов, как и его дядюшка товарищ Кедров, считал, что переливание крови от человека к человеку поспособствует объединению человечества в единую семью, только следует не надеяться на марсиан, а добиваться успехов своими силами. А вот идея свободной любви (здесь Артузов отчего-то посмотрел на меня), что пропагандирует Богданов, ему не нравится, потому что приводит к сексуальной распущенности, противной настоящему коммунисту, тем более чекисту. Я собрался обидеться, но не стал.