Польская линия

– Фантазии не хватает. Вроде, мыло ты дал, кормить обещал, а что еще? Небось, у самого ничего нет? У меня в Архангельске такая же хрень.

– У тебя-то хрень? – удивился Смирнов. – Я глянул, у тебя сотрудники в новой форме, и сапоги приличные. Спросить хотел – как умудрился заполучить? Или от интервентов осталось?

Мне стало смешно. Вспомнив, как ходил, выпрашивал для сотрудников шинели и гимнастерки, хмыкнул:

– Так это и не сотрудники вовсе, а бойцы РККА. А красноармейцев Красная армия снабжает, ко мне они только приписаны – вроде, в командировке. А для сотрудников что-то выбить – фиг вам, от Советской власти. Хожу, побираюсь. Что-то в горисполкоме выклянчу, что-то у армейцев. И смех, и грех.

– Всё как у нас, а у нас – как везде, – махнул рукой Игорь Васильевич. – Авось, доживем, когда и нас начнут по высшей категории снабжать.

Смирнов вздохнул, а я не стал говорить, что самое тяжелое у ВЧК еще впереди. Вот, грянет нэп, финансирование на содержание чекистов урежут так, что сотрудники начнут выходить на большую дорогу, а сотрудницы – на панель, станет совсем невесело. Конечно, «наверху» спохватятся, начнут выправлять ситуацию, но сколько людей потеряем? Впрочем, как знать. Новая экономическая политика заявлена чуточку раньше, чем в той истории, все еще может пойти не так. Покамест, надо заниматься текущими обязанностями. Смирнову – отправлять людей за доктором, а мне отправляться в губернский военкомат, благо, что идти недалеко – только через дорогу перейти.

Вызвав на всякий случай пару красноармейцев, а еще Книгочеева с Исаковым (мне что, самому документы читать?) отправился знакомиться с военкомом.

Губернский военком Коромыслин – худощавый высокий мужчина, чем-то напоминавший самого товарища Дзержинского, только моложе, без бороды и усов, не стал меня гнать взашей, но радости от появления в собственном кабинете уполномоченного Особого отдела ВЧК не выразил.

Особенно ему не понравилось, когда я заговорил о том, что некоторые призывники могли получить «белые билеты» незаконно.

– Товарищ Аксенов, – попытался вразумить Коромыслин столичного гостя. – Все призывники проходили строжайшую комиссию, и если кого-то комиссовали, то только по очень уважительной причине. Доктор Митрофанов, и прочие врачи, участвовавшие в осмотрах призывников – уважаемые люди, отличные специалисты своего дела.

– А я с вами спорю? – улыбнулся я военкому, понимая, что ему, как председателю комиссии, неприятно слышать о «проколах» в работе. – Покажите мне список призывников, мои люди посмотрят, сделают выборку – кого комиссовали, по какой причине, сравнят их с личными делами, вот и все.

– Личных дел на призывников мы не заводили – времени нет бюрократию разводить. Моя задача – пополнение Красной армии в самые короткие сроки.

– А учет военнообязанных? Обучение? – спросил я.

Он что, не только личных дел, а хотя бы учетных карточек не заводит?

– Учитывать, дорогой товарищ, станем после войны, – улыбнулся военком. – Вот, разобьем белых гадов, да польских панов, тогда и учет наладим. И военным обучением некогда заниматься, да и некому. Самое главное – в армию человека отправить, а там уже пусть командиры решают. Да мы, на Смоленщине, в восемнадцатом году, только из добровольцев двадцать полков создали!

– Ничего себе, двадцать полков! – с уважением проговорил я.

– У нас в Красную армию сорок тысяч человек вступило. Правда, большая часть добровольцев была из беженцев, – не преминул уточнить Коромыслов. – Из Украины, из Белоруссии, из Прибалтийских республик. Но ведь, какая разница? Двадцать полков – это же сила! Люди главное, а не бумажки. А вы считаете, что нужно разводить бюрократию.

Я пропустил мимо ушей демагогический выпад и не стал говорить, что теперь не восемнадцатый год, а регулярная армия, в отличие, от добровольной, любит порядок и учет, спросил:

– А списков призывников у вас тоже нет?

– Ну, списки-то есть. Но списки призывников – это секретные документы. Я понимаю – вы уполномоченный, но я не знаю уровня ваших полномочий. Вы, в Москве, совсем обстановки не знаете. Обратитесь в особый отдел Западного фронта, пусть они дадут мне телеграмму, подтвердят, что вы имеете право смотреть эти списки.

Слегка пародируя Юрия Никулина, я хмыкнул:

– Телеграмму? В особый отдел фронта? Чтобы полномочия подтвердили?

– Именно, – заулыбался военком, ощущая себя победителем.

– А может, прямо Дзержинскому, или Троцкому?

– Ну, это для вас слишком высоко, достаточно фронта.

– Знаете что, дорогой товарищ, – раздумчиво изрек я. – Вы моих полномочий не знаете, но мне самому они хорошо известны. А одно из полномочий уполномоченного – право арестовать любого гражданина Российской Федерации, по подозрению в контрреволюции и саботаже.

Коромыслин поначалу что-то вякал, возмущался, даже пытался схватиться за револьвер, а потом выразил готовность открыть мне свой сейф, выложить на стол все самые секретные документы, но меня уже было не остановить.