Шимборской присуще ироническое отношение к устоявшимся стереотипам и часто и к самой себе. Разговорная интонация скрепляет диалоги и «держит» фабулу стихотворения. «Мне хочется, – говорила о себе поэтесса, – чтобы в стихе уживались между собой и даже срослись бы – возвышенное и тривиальное, грустное и комическое»{153}
. Из этого стремления рождаются афористические формулы:В 70-е гг. упрочили свои позиции в литературе поэты «неоклассической» ориентации (употребляется также термин «классицистической»). Усвоению принципов течения (убеждение в том, что современная поэзия – это звено в мировой поэтической традиции, обращение к которой является залогом поэтического успеха) способствовало и теоретическое их обоснование в работе Я. М. Рымкевича «Что такое классицизм?» (1967) и особенно в книге Р. Пшибыльского «Это классицизм» (1978). Пшибыльский рассматривает творчество разных представителей течения – Я. М. Рымкевича, Юлии Хартвиг, Ежи Сито, Артура Мендзыжецкого, 3. Херберта и приходит к выводу о том, что «современный классицизм взялся еще раз спасти миф о гармонии человеческого мира. Это увлекательнейшее духовное приключение нашей эпохи»{154}
.Отметим книги стихов, изданные в эти годы Я. М. Рымкевичем – «Анатомия» (1970), «Что такое дрозд» (1973), «Therm regium» (1978), «Улица Мандельштама» (1983, подпольное издание), ряд его эссеистских книг – «Александр Фредро в плохом настроении»(1977), «Юлиуш Словацкий спрашивает время» (1982), «Жмудь. Роман об А. Мицкевиче» (1987), несколько драм и прозаических произведений. Артур Мендзыжецкий (1922–1996) издал поэтические тома – «Изгнание в рифму» (1977), «Война нервов» (1983) и «Конец игры» (1987); Юлия Хартвиг (р. 1921) – «Общение» (1987) и др.
Но самое широкое признаниечитателей и критики получило творчество 3. Херберта. Долгие годы критика характеризовала Херберта прежде всего как поэта высокой культуры, хранителя наследства античной мифологии и традиций европейской культуры Средиземноморья, поэта классической гармонии и уравновешенности. С выходом в свет в 1974 г. очередного сборника стихов поэта «Господин Когито» стало более очевидным, что его автор – мастер поэтической притчи, параболы, обобщения. Он откликается на современные события, стремится, по его словам, «бороться за лучшее моральное устройство: с помощью смешной вещи – писания стихов – я стараюсь защищать важное в моем понимании дело (…) Я знаю, что не смогу быть избавителем своего народа или хотя бы своих соседей по дому – но я должен поступать так, будто это возможно»{155}
.Из всех книг Херберта «Господин Когито» имела наибольший успех. Поэт становится моральным авторитетом для демократической оппозиции, ибо предложенные им «приключения мыслящего человека» (по выражению одного из критиков), утверждавшие непреклонность, верность своим убеждениям, соответствовали умонастроению широких кругов общества. Это новое качество поэзии Херберта получило развитие в следующей книге его стихов – «Рапорт из осажденного города» (1983, издана в Париже), название которой в те годы в Польше – годы военного положения – имело символическое значение.
Херберт ввел в свою поэзию постоянного героя, наделив его значимым именем – Господин Когито (герой одноименной книги и многих позднейших стихотворений). Он использовал известное определение человеческой сущности Декартом: «Cogito, ergo sum» («Мыслю, следовательно, существую»). В то же время, по наблюдению Ст. Бараньчака, Херберт как бы переиначивает слова Декарта: «если я хочу существовать на самом деле – я должен мыслить»{156}
.Господин Когито – сложный образ. С одной стороны, это двойник поэта, который высказывает его мысли, у которого одинаковые с ним вкусы, склонности, привязанности, некоторые факты биографии. С другой – во многих стихотворениях Господин Когито выступает в третьем лице, олицетворяя «рядового» мыслящего интеллигента нашего времени со всеми его слабостями и заблуждениями, что позволяет поэту дистанцироваться от него, часто с помощью иронии, не столько критической, сколько всепонимающей и симпатизирующей герою.