— Причем тут революционеры? — удивился англичанин. — Вы ведь сам им были!
— Был. А теперь я государственный муж и отстаиваю интересы державы. И говорю вам, что у нас накопилось очень много вопросов к вам. И шар на нашей стороне.
— Что вы имеете в виду?
— То и имею. Если вы откажитесь, то Советский Союз развернет против ваших чиновников адресный террор. Вы можете в этом сомневаться, можете в это не верить, но тех же эсеров с опытом ликвидации в рядах партии достаточно. Да и других исполнителей всегда можно найти. Ваших чиновников будут стрелять, резать и травить всюду, где смогут настигнуть. Революционеры, шлюхи, профессионалы и прочие охочие. Тотальный террор. И заметьте — ничего личного. Просто возвращение долгов. Их много накопилось и копить дальше как-то неприлично…
Тишина.
Англичанин с французом неверящим взглядом смотрели на собеседника.
— Что вылупились, твари? Или вы грешным делом подумали, что вам так поступать можно, а нам нет? Серьезно?
— Это невозможно… — покачал головой англичанин. — Вы хотя бы представления о дипломатическом этикете имеете?
— Я не дипломат. — пожал плечами Фрунзе. — Я неудавшийся инженер, который по вине ваших держав был вынужден участвовать в крайне кровопролитной Гражданской войне, которая унесла у нас людей больше, чем во Франции погибло от Мировой войны. И теперь я разгребаю то дерьмо, которое после нее осталось. По вашей вине. И мне сложно воспринимать вас с уважением. Со своими подчиненными или рабочими я общаюсь вежливо. Но разве вы этого заслужили? Вы пришли в мой дом чтобы нагло врать мне в лицо и запугивать, требуя что-то для себя. А значит законы гостеприимства на вас не распространяются по обычаям как Запада, так и Востока.
— Мы не можем осудить журналистов… — после очередной долгой паузы произнес француз. — Это… — он развел руками, подбирая слова.
— Осуждение этих журналистов сломает у нас всю систему журналистики. — пояснил англичанин. — А она нам нужна, чтобы одержать победу в долговом конфликте с американцами так умело запущенном вами. Мы прекрасно знаем откуда Муссолини взял свои тезисы. И считаем, что вам не выгодно наше примирение с Вашингтоном. Во всяком случае — сейчас.
— После того, что эти мерзавцы фактически организовали многолетнюю бойню в Европе? — усмехнулся Фрунзе. — Я думаю, что ни одному честному европейцу им теперь руку протянуть просто неприлично. Во всяком случае — пока. И «на сухую», то есть, без денег.
— Мы тоже так думаем. И чтобы они не переломили ход борьбы в свою сторону, мы не можем бить по нашей журналистике. Это важный инструмент в этом противостоянии. Я бы даже сказал — ключевой.
— А со всем остальным вы согласны?
— Взамен вы оставите Польшу независимой?
— После того, как она вернет нам наши земли. А немцам побережье — сухопутный коридор в Восточную Пруссию. Все остальное — да, будет независимым.
— Это невозможно! Если отрезать Польшу от моря, то она потеряет всякий смысл!
— И как же быть бедным немцам? — усмехнулся Фрунзе.
— Они не участвовали в этой войне! Официально! С какой стати им вообще что-то должно достаться? Это нарушает все порядки и обычаи войны! — возмутился француз.
— То есть, по поводу передачи Союзу старых земель Российской Империи вы не возражаете?
— Да, если Польша сохранит выход к морю. — кивнул француз.
— И Союз будет отделен от Германии Польшей. — добавил англичанин. — Во всяком случае — от основных земель Германии.
— Это приемлемо. При условии, что Данциг передается из управления Лиги Наций в управление Берлина.
— Это равносильно отрезанию Польши от моря.
— Пусть это будет совместное управление. Уверен, что немцы не допустят повторение того гнилого инцидента, который имелся в эту войну. Я имею в виду базирование в Данциге… хм… польского флота.
Англичанин с французом переглянулись.
Немного пожевали губы.
И согласились.
— Отлично, — кивнул Фрунзе. — Теперь перейдем к самому приятному. К гарантиям.
— К каким гарантиям? — нахмурился англичанин.
— Вы столько раз за последние пару веков обманывали своих партнеров, в том числе на самом высоком уровне, что без гарантий смысла заключать хоть какой-то договор с вами не имеет смысла.
— Но позвольте! — взвился француз.
— Не позволю, — жестом остановил его Фрунзе. — Но поясню. Смотрите. Зашел как-то индеец в банк и попросил кредит. С него под залог попросили лошадь. А то вдруг он заберет деньги и сбежит? Как раз на стоимость займа. Прошло время. Индеец вернулся. Отдал деньги. Забрал лошадь. Клерк смотрит — денег то у него сильно больше, чем брал. Ну и предлагает — может он их оставит в банке на депозите. Индеец подумал и спрашивает: «А что вы мне в залог оставите?»
— Мы заключим договор, — осторожно произнес француз. — Разве этого мало?
— С Николаем 2 вы тоже заключали договор. Какая неловкость? Нет, если бы у вас была безупречная деловая репутация, проблем бы не было. Но беда в том, что мне сложно вспомнить хотя бы один случай за последний век, когда ваши страны соблюдали договора в ситуации, когда это было им не выгодно… по факту, а не на бумаге.