Польская партия (СИ)

И оттолкнув ближайшего к нему полицейского — побежал. Так быстро, как он никогда в жизни не бегал.

Кто-то засвистел в свисток.

Кто-то ему что-то кричал.

Кто-то даже выстрелил в воздух, но ему было плевать. Он знал — им его нужно взять живым. А значит шанс есть.

И тут его чем-то ударили по спине, от чего он не удержал равновесие и упал. Поскользнувшись на аккуратно постриженном газоне.

Попытался вскочить и продолжить бегство.

Но даже подняться не успел, как его догнали, подхватили «под белы рученьки» и лихо скрутили. А потом нацепили наручники.

— Это обязательно? — тяжело дыша, спросил Уинстон у мужчины в штатском, что неспешно к нему подошел.

— Теперь — да. Мы не имеем права рисковать.

Они прошли в особняк. Куда также затащили задержанного водителя и слугу. Там же сидели уже связанные все остальные слуги. А около телефона дежурил полицейский с револьвером. На всякий случай. Да и вокруг особняка стояло оцепление.

Там составили опись того, что Черчилль собирался сжечь и вывезти. Обыскали тщательно особняк, забирая ценные и компрометирующие документы. Вскрыли сейфы. Для чего в их составе «внезапно» обнаружился опытный медвежатник, которому эта задачка была «на зубок».

Все упаковали.

И увезли.

Всех. И самого Черчилля, и его людей. Для чего подогнали для последних закрытый автобус, а для самого Уинстона поместили в большой легковой автомобиль. Достаточно широкий для того, чтобы слева и справа от арестованного село по крепкому мужчине.

— Мы ведь не в полицию едем? — тихо спросил канцер после четверти часа молчаливой езды.

— Я рад, сэр, что вы все понимаете, — произнес мужчина в штатском, севший на переднее пассажирское сиденье.

Дальнейшую дорогу они провели в тишине.

Добрались до одного небольшого замка, принадлежавшего королевской семье. Разместились. Причем самого Уинстона контролировали очень жестко. Даже в туалет он не мог сходить без присмотра.

А ближе к вечеру его провели в залу, где уже собралось довольно приличное общество. Доложились. Ввели. Поставили возле массивного стула. Достаточно большого и тяжелого, чтобы его нельзя было схватить и кинуть. Да и даже завалить сложно.

— Господа, — нервно кивнул Черчилль всем присутствующим. — Что происходит?

— Если вы будете достаточно искренни с нами, то мы вам можем гарантировать быструю смерть, — мрачно произнес один из лордов.

— Если сумеете нас заинтересовать, то, возможно, сохраним жизнь, — заметил второй.

— Но это не точно, — лязгнул, словно затвором винтовки третий.

— Ваше Величество? — с мольбой в голове произнес Черчилль, обращаясь к королю.

— Присаживайтесь, сэр Уинстон, у нас к вам ОЧЕНЬ много вопросов, — ответил тот поистине ледяным голосом, отрезая всякую надежду.

В отличие от толпы обывателей, эти люди прекрасно услышали и не упустили того факта, что Бенито Муссолини в своей статье над ними откровенно потешался. Фактически назвав лохами, которых развели как детей. А это никому и никогда не нравилось. Тем более взрослым мужчинам, обличенным большой властью.

При этом в психологии людей искать оправдания провалам и ошибкам на стороне. А если для этого еще и «козел отпущения» подходящий имеется то вообще огонь. Ну или хотя бы неудачно попавший под руку козлик, на которого можно повесить если не все беды, то большую их часть…

В Великобритании стремительно нарастал комплексный кризис власти. Взрывным образом.

Тут сложилось два грандиозных фактора.

С одной стороны — Первая Мировая война, которая чудовищным образом ударила по экономике Туманного Альбиона. И Лондон не только понес катастрофические убытки и очень ощутимую убыль здоровых, дееспособных мужчин. Но и «встрял на деньги», то есть, оказался должен САСШ 4 миллиарда долларов по итогам войны. Что было не просто невероятно много. Причем не просто САСШ, а конкретным банкирам. Из-за чего и экономика этой заморской страны выгод почти не получала, и Великобританию это душило самым немилосердным образом.

С другой стороны, из-за крайне «эффективного» управления Уинстона Черчилля на посту канцлера казначейства был «нечаянно» запущен экономический кризис, едва не похоронивший Великобританию. В довесок к послевоенной экономической депрессии. Что вылилось в 1926 году во Всеобщую забастовку, которую с огромным трудом удалось раздробить и остановить.

И вот — 1928 год.

И статья Муссолини, которая стала настолько жесткой политической оплеухой на фоне старых неудач, что и не пересказать. Экономика расползалась по швам. Долги душили. «Польская кампания» явно пошла не туда, куда задумывали ее организаторы и угрожала не только ликвидации этого искусственного государства, но и обретению СССР и Германии общей сухопутной границы. Что в текущей обстановке означало если не катастрофу, то близкое к полному фиаско состояние, грозящее самому факту существованию Британской Империи. Про гешефты и речи не шло. Какие тут гешефты? Выжить бы.

Поэтому и Георг V, и вся английская элиты не могли спустить на тормозах такой момент.

Виноват ли на самом деле Уинстон Черчилль?

Это не важно.