Польская партия

И тут на горизонте появился Фрунзе, который в силу своих поступков импонировал ему намного больше. Все-таки Троцкий, несмотря на замашки типичного «наполеончика» и жажду диктаторских полномочий был слишком специфической личность. Скорее даже феерической.

Так что вот уже более года они с Михаилом Васильевичем находились в переписке. А сам Гучков волей-неволей превратился в агента влияния Михаила Васильевича в эмигрантской среде. Не явного. Потому что никаких приказов тот ему не отдавал и ничего не поручал. Да и как такому человеку можно что-то приказывать? С его-то бешенной энергией ему можно было только указывать путь. Колею он сам проложит и себе, и другим. Они просто беседовали через письма, чего вполне хватало.

Александр Михайлович смотрел на Гучкова и не немного пугался. Таким же возбужденным и взвинченным он видел его только в начале 1917 года, когда было уже все решено с Николаем II. А тут… Фрунзе… он был словно одержим этим внуком молдавского крепостного крестьянина. Он для него стал некой идеей фикс. Новым Наполеоном. Тем самым, которого он столько ждал и видел в любом мало-мальски сильном лидере.

– Вы даже не представляете, насколько он интересный собеседник.

– Отчего же? Учитывая его уровень образования и воспитания… вполне.

– Зря вы иронизируете. Если вам будет угодно, мы можем пройти ко мне, и я дам вам почитать некоторые письма, не имеющие конфиденциальных или личных вещей. Это один из самых образованных людей наших дней с невероятным кругозором.

– Где же он его сумел получить?

– Ума не приложу. Но, учитывая то, что он сдал экзамены по гимназическому курсу экстерном, то вероятнее всего следует говорить о самообразовании. Да и высшее образование он получил, защищаясь публично.

– Вы же понимаете, что это не образование, а цирк?

– Цирк, – согласился Гучков. – Но разве это отменяет того факта, что экзамен сдан публично?

Сандро не стал отвечать. Ему все то шоу, что регулярно устраивал Фрунзе было не по душе. Он как-то привык к камерному мирку Романовых, в котором подобное не требовалось. Гучков меж тем продолжил.

– И да, чуть не забыл. В крайнем письме он просил вас предупредить про хулиганов, собравшихся пошалить. С тем, чтобы вы держались от них подальше. А еще лучше вели себя прилично, дабы он смог замолвит словечко перед «родительским комитетом».

– Перед родительским комитетом? – ошалело переспросил Сандро.

– Да, – улыбнулся Гучков. – Так же он просил передать, как искренне сожалеет о том, что это все нелепое исключение произошло. Особо он вас предостерегает от связи… хм… детишками Вовочки и бесноватым Коленькой. А также просит совета относительно безутешной матери.

– Детишки Вовочки, это ведь…?

– Да. Потомки Великого князя Владимира Александровича. Включая нынешнего претендента на престол – Кирилла Владимирович. Бесноватый Коленька – это Великий князь Николай Николаевич Младший. А безутешная мать…

– Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, – перебил его Сандро.

– Именно.

– И что же ему от нее нужно?

– Он хотел бы, чтобы она прибыла в Союз для участия в погребение останков Николая 2 в Петропавловском соборе. Рядом с родственниками.

– А есть гарантии, что это его останки?

– Насколько я знаю на них указали участники расстрела. Но где-кто не разобрать. Там ведь уже только кости. Причем личных вещей не было – тела выбрасывались обнаженными. Поэтому он хотел бы похоронить их в общим братском погребении. И если Мария Федоровна не даст своего соизволения, произведет это за пределами Петропавловского собора. Возможно в Казанском соборе Питера или в Спасе на крови.

– Я поговорю с ней.

– Поговорите. Если я правильно понял, то он дает нам шанс. Всем нам. Кому-то умереть, а кому-то вернуться.

– Это не может быть игрой?

– Это и есть игра. Он знает, что часть РОВС отправилась в Польшу и ее сейчас вооружают англичане с французами для войны с Союзом. Но часть. В то время как другая ее составляющая – раздражена. И… – Гучков сделал рукой неопределенный жест.

– И он пытается нас рассорить…

– Отнюдь. Мы и так в сложных отношениях. Нет. Он пытается дать нам шанс, чтобы можно было оправдать наше возвращение.

– Вот как? Хм. Занятно. И что вы предлагаете?

– Действовать. Уверен, что другого шанса у нас не будет.

Глава 10

1928 год, апрель, 28–29. Москва и граница УССР

Легкие роты и батальоны, еще намедни приведенные в полную боевую готовность, развернувшись в правильные маршевые порядки, выдвигались по дорогам. Так, словно бы они планировали идти по территории неприятеля, хотя ехали по землям СССР.

– Учения какие, сынки? – спросил уже седой селянин на околице.

– Если бы… – горько произнес один из бойцов, проезжающих мимо.

– А чего?

– Беда дед. Беда…

– Неужто снова война? – ахнул селянин, глядя на безрадостные лица ребят. Обычно-то на учениях хватает балагурящих. А тут вон – все хмурятся.