Им остро не хватало ни автоматического оружия, ни гранат, ни средств индивидуальной защиты. Про средства связи и легкую артиллерию, и речи не шло, в том числе и про легкие ручные 40-мм гранатометы, раскрывшиеся в этих боях особенно ярко. В том числе и потому, что бригаде выдали выстрелы с новыми гранатами. Стандартные имели двойной детонатор. Первый работал с замедлителем, чтобы при падении в снег, сено или какие-то мягкие грунты граната таки взорвалась. Второй – простейший ударный. Так вот – в новых гранатах второй детонатор можно было принудительно отключать. И закидывать гранаты очень хитрым способом. За угол дома там рикошетом или еще как. И головной боли полякам принесли великое множество.
Командование силами вторжение оказалось в недоумение.
Казалось бы – очень небольшие силы сдерживали их натиск. Ну, при поддержки излишне хорошей авиации и железнодорожной артиллерии. Но все равно – на участке численное преимущество было не 1 к 3, а сильно за 1 к 10. Одна беда – воспользоваться им не получалось.
Из-за чего весь план операции летел коту под хвост.
Что делать? Кто виноват? Ну, в общем, все как обычно. Но время шло и к Минску подошел 1-ый корпус постоянной готовности. И, вместе с ним все 8 БТГ. А потом, наведя понтоны, начали наступление севернее столицы БССР. Прозевать их подход поляки не могли. Даже несмотря на то, что битву за воздух они безнадежно проигрывали. И постарались подготовиться…
– Я не понимаю, господа, – произнес Шарль де Голль[33]
, – чего мы ждем?– Мы ждем их атаки, чтобы в оборонительном бою разгромить танки коммунистов. – вкрадчиво произнес генерал-лейтенант, командовавший всем этим военным формированием, но безгранично уважавший де Голля, хоть и носившего чин всего лишь полковника.
– Мы в состоянии ударить в лоб. Опрокинуть эти ничтожные силы. И пройдя решительным маршем к переправам, перейти на ту сторону с тем, чтобы отогнать бронепоезда. Хотя бы отогнать. Это позволит нам вслед за танками и бронеавтомобилями продвинуть вперед массы пехоты и обеспечить наступление, с выходом в тыл защитников Минска. Отрезая их от снабжения.
– Это очень оптимистично, – произнес один из других полковников. – Коммунисты очень ловко оперируют самолетами и орудиями. Так что, если появится угроза захвата нами переправ, они их уничтожат.
– Не оставляя своим людям на этой стороне возможности переправиться?
– Коммунисты, – пожал плечами генерал-лейтенант, – дикие люди. Они могут пойти на все что угодно.
– А почему вы их называете коммунистами? – наконец не выдержал де Голль. – Я слежу за событиями в Москве и могу вас заверить – ЭТО нельзя назвать коммунизмом. Обычная социал-демократия.
– Но они же называют себя коммунистами.
– Инерция мышления.
– Да бросьте! – воскликнул один из полковников. – Вы просто не знаете русских!
В этот момент со стороны позиций БТГ прозвучал выстрел и несколько секунд спустя 88-мм фугасный снаряд взорвался в расположении польских войск. Что мигом прекратило всякие препирательства. И позволило Шарль де Голлю крикнуть:
– В атаку!
Дисциплина никогда не была сильной стороной поляков, как и у французов. Поэтому этот выкрик нашел очень живой отклик на местах. Раз. И его приказ разошелся волной по всем позициям. И люди даже не пытались узнать – кто отдал его, в какую атаку и так далее.
Просто залезали в танки. Заводили их. И начинали двигаться вперед – через поле.
Советские зенитки на фоне этого движения начинали стрелять довольно часто. Метя, в первую очередь, в крупные английские «ромбы», которые не выдерживали и одного попадания. Даже самые крепкие и совершенные, они имели до 14-мм брони, которая без всяких затруднений пробивалась фугасами зениток.
Но зениток было только четыре штуки. А танков здесь скопилось свыше семи сотен. Самых разных. И они все ринулись вперед. Более того – где-то с 3–4 километров они открыли огонь. Очень массированный, вынудивший зенитки замолчать.
Однако вместо них в дело включились советские 122-мм и 152-мм мортиры САУ, снаряды которых были еще более разрушительными, чем у зениток. Прямое попадание любого из них буквально разрывало какой-нибудь Renault FT-17 или его аналог. От него оставался только дымящийся остов. Но это полбеды – даже близкие взрывы приводили к проблемам. У танков слетали гусеницы, повреждались катки, а отдельные крупные осколки пробивали достаточно тонкие борта.
Огонька придавало то, что над полем боя появились советские Р-1МБ, обильно «засравшие» полосу наступления ОАБ-50. Что полностью отрезало пехоту, которая должна была эти танки сопровождать.
Она залегла.
Танки же шли вперед.
И когда пехотинцы очухались, бежать по чистому полю – догонять танки уже никто не решился. Далеко. Тем более, что перед глазами пехоты творился ад – куча дымящихся подбитых машин. Да и те, что шли вперед, несли какие-то невероятные потери.
Сами танкисты, понятно, в силу ужасающего обзора, этого не видели. Поэтому воспринимали относительно спокойно. Но вот пехота… она была деморализована до крайности.