Польская супруга Наполеона

Мария не соглашалась, и князь удалился. Но вслед за ним явилась целая делегация знатных вельмож, и эти бравые шляхтичи, воодушевленные горячей любовью к родине, принялись убедительно настаивать, чтобы Мария, подчиняясь желанию императора Наполеона, явилась на бал. При этом каждый из них рассыпался в комплиментах и тонких намеках.

В то время как растерянная Мария сопротивлялась им из последних сил, вошел ее муж, не подозревавший о том, что произошло в Блони. В настойчивости вельмож он увидел не что иное, как почтение со стороны равных к занимаемому им положению, а также одобрение со стороны общества за выбор третьей жены, сделанный вне их привычного круга. Узнав, что Мария из ложной гордости или скромности отказывается ехать на бал, где будут присутствовать все «сливки общества», он тоже принялся уговаривать Марию. Вельможи в этой забавной ситуации едва сдерживали свои улыбки: император будет восхищен, увидев столь прелестную польку!

Тем временем граф Валевский заявил, что робость его молодой жены смешна и происходит просто от непривычки к высшему обществу. Он уже не просил, он приказывал! И тогда Марии пришлось уступить. Да, она согласилась поехать на бал, но при этом она поставила одно условие: так как все дамы уже представлены, то пусть ее не представляют персонально, ибо это смутит ее еще больше и не позволит выглядеть, как подобает.

Глава четвертая «Белое не идет к белому»

Наступил решающий день. Граф Валевский страшно нервничал и ежеминутно поторапливал жену: он боялся приехать, когда французского императора уже не будет. Неужели она не понимает, что это будет равносильно катастрофе? Он делал ей замечания, критиковал ее наряд: он хотел бы видеть на ней что-нибудь исключительно элегантное и нарядное, а она выбрала узкое прямое платье из гладкого белого атласа с прозрачной туникой из белого тюля и украсила себя только диадемой из цветов. Никаких украшений – ни бриллиантов, ни жемчуга, лишь простенькая диадема украшала ее золотистые волосы. Одеваясь так, Мария думала, что Наполеон, конечно, сразу поймет смысл этого ее отказа вырядиться для бала, устраиваемого в его честь. Муж же был далек от столь сложных логических построений. Он был просто недоволен выбором жены. Впрочем, обо всем этом нужно было думать раньше, а теперь уже все равно поздно что-либо менять…

Бал уже был в полном разгаре, танцы сменялись один другим, шампанское лилось рекой, но все равно все пребывали в какой-то неловкости, не позволявшей полностью расслабиться. Все ждали появления французского императора. Когда, наконец, было торжественно произнесено магическое слово «император», извещавшее о прибытии Наполеона, на лицах поляков отразилось величайшее напряжение. Двери распахнулись, и Великий корсиканец предстал перед польской аристократией. Орлиным взором он окинул блестящее собрание, а затем начал положенный по протоколу обход присутствующих.

Не одно женское сердце билось в тот момент сильнее от воодушевления и восхищения перед человеком, от воли которого зависело, сделать или нет счастливым польский народ. Графиня Анна Потоцкая, говоря о своих переживаниях, рассказывает нам то, что чувствовали вместе с ней многие из ее соотечественниц, когда увидели Наполеона в первый раз. В своих «Мемуарах» она пишет:

«Мною овладело какое-то оцепенение, немое изумление, как от присутствия какого-то необыкновенного чуда. Мне казалось, что вокруг него сиял ореол. “Недопустимо, – думала я, когда несколько пришла в себя, – чтобы такое полное могущества существо могло умереть, такой всеобъемлющий гений – исчезнуть без следа!..” И мысленно я даровала ему двойное бессмертие. Возможно, я ничуть не хочу защищаться, что в том впечатлении, которое он произвел на меня, немалую роль играли моя молодость и живость воображения, но как бы то ни было, я рассказываю совершенно откровенно то, что тогда испытала».

Когда Наполеон заговорил с ней, она была так смущена, что не могла потом припомнить ни одного слова, обращенного к ней. Одного лишь она не могла забыть – «обворожительной и нежной улыбки, осветившей его лицо», вместе с которой «с его лица исчезала та суровость, которая сквозила в его взгляде».

И то, что испытывала графиня Потоцкая, наверняка испытывали все без исключения польские дамы.

* * *