«В полном замешательстве, я даже не поклонилась ему. Я была так бледна, что он, показав пальцем на мое лицо и на мое белое платье, резко сказал: “Белое не идет к белому”. После этого он оставил строгий тон и спросил меня, чего я стесняюсь.
– Вы так воодушевлено говорили первого января, в чем же дело теперь? Я уверен, что вы что-то хотите мне сказать.
Его слова меня успокоили, и я высказала то, что хотела: что я и мои соотечественники стремимся к восстановлению Польши в прежних границах и надеемся, что, сокрушив своих врагов, он наденет польскую корону.
– Легко сказать, – проворчал он, – но если вы будете вести себя, как подобает, я подумаю над этим проектом всерьез.
И прибавил, понизив голос:
– Это не такой счет, который оплачивают по выполнении сделки – платить надо вперед».
Естественно, все это свидетельство самой Марии Валевской. Никто другой этих слов не слышал и не мог слышать. Однако все вокруг увидели, что молодая графиня вдруг вся вспыхнула, а ее щеки стали пунцовыми. Положение ее становилось просто отчаянным. Теперь она в еще большей степени стала объектом пристального внимания всех собравшихся. Дамы, естественно, о чем-то зашептались, прикрывшись веерами.
Когда танец закончился, Наполеон проводил Марию Валевскую на место, поклонился и, многозначительно взглянув, произнес: «Надеюсь, это не последний наш танец».
Молодая женщина ничего не ответила, а Наполеон развернулся на каблуках и вышел. Через несколько минут он покинул бал.
Каждый из писавших когда-либо о Марии Валевской представляет эту сцену по-своему. Фредерик Массон, в частности, пишет:
«Он приближается к ней; соседки толкают ее локтями, чтобы она встала; и, поднявшись, страшно бледная, с опущенными глазами, она слышит: “Белое не идет к белому, сударыня”. Говорит он очень громко и прибавляет почти шепотом: “Я имел право ждать иного приема после…” Она ничего не отвечает. Он смотрит на нее с минуту и идет дальше. Через несколько минут он уходит с бала».
Гертруда Кирхейзен обходится без прямой речи:
«На этом балу Наполеон мало говорил с Марией Валевской, хотя и танцевал с ней одну кадриль. По своему обыкновению он спросил ее имя, фамилию, кто ее муж и так далее и, наконец, сделал замечание по поводу платья. Он нашел, что белый тюль недостаточно выгодно выделяется на белом атласе. Мария отвечала на все вопросы с неподражаемой грацией и природной застенчивостью, что бесконечно восхищало императора… Пока он говорил с министрами и сановниками о политике и делах, его мысли неотступно витали около нее. Он видел только ее, он слышал только ее кроткий нежный голос, произносивший с милым чужестранным акцентом французские слова, и ее робкий, мелодичный смех».