Польские экскурсии в область духовной биографии

Русским католицизмом и, шире, отношением самых разных русских писателей, мыслителей и политических деятелей к католичеству польские ученые занимаются уже несколько десятилетий. По всей видимости, период эмпирических исследований этой проблематики завершен, хотя в одной только Польше в монастырских архивах наверняка можно найти еще немало любопытных документов на эту тему. В выбранных для настоящего обзора книгах двух ведущих польских историков русской общественной и религиозной мысли — Анджея Валицкого и Гжегожа Пшебинды — содержатся работы аналитического характера, представляющие собой своего рода метатекст, построенный на основании данных, заимствованных у польских, русских и западных предшественников. В книге А. Валицкого помещены три обширных самостоятельных труда — о русском филокатоличестве вообще, об о. Иване Гагарине и об отношении Герцена к католицизму и польскому мессианизму. Первая книга Г. Пшебинды представляет собой фундаментальную монографию о великорусской и украинской проблематике в мысли папы римского Иоанна Павла II, во второй собраны двадцать статей, так или иначе связанных с русской религиозной мыслью в ее отношении к западному христианству. При всех известных различиях обоих авторов — как мировоззренческих, так и методологических — их объединяет стремление показать достаточно традиционные для польской науки проблемы в новом ракурсе, открыть в русском “религиозном западничестве” (выражение Владимира Соловьева, особо пришедшееся по вкусу А. Валицкому) совершенно новые горизонты и, что весьма важно для обоих исследователей, указать на совершенно особое место и значение Польши, польской религиозности, польского романтизма и мессианизма в идейных исканиях русских филокатоликов, даже если они следовали по стопам Чаадаева и были далеки от какого бы то ни было полонофильства.

Свой обзор я начну с книги А. Валицкого “Россия, католицизм и польский вопрос”, вышедшей в свет два года назад. Ее открывает обзорное исследование, заглавие которого — “Mysґliciele rosyjscy wobec wyzwania katolickiego. Od Czaadajewa do Sol-owjowa” — непросто перевести на русский. Точный перевод: “Русские мыслители в их отношении к католическому вызову” — звучит стилистически коряво, но зато хорошо передает намерения автора. В более корректном переводе: “Русские мыслители и их отношение к католицизму” — теряется немаловажное авторское утверждение, состоящее в том, что католичество было для русских интеллектуалов не просто неким множеством проблем, а именно вызовом, побуждающим одних из них прислушаться к доводам западных богословов, а других — вступить в непримиримую полемику с ними, а то и со всей западноевропейской схоластической традицией. В самом деле, католический аспект в изучении истории идей в России чрезвычайно важен. Мировоззрение Чаадаева, а тем более Достоевского или Владимира Соловьева изучено достаточно подробно, но не всесторонне, и настала пора обратиться к проблемам типа “Соловьев как основоположник христианского экуменизма” или “Достоевский как антикатолик” — именно так, а не иначе. Валицкий весьма убедительно, на конкретных примерах доказывает, что полемический пафос автора “Идиота” был направлен не против Запада вообще (тщательно вытесняемые из сознания христианско-социалистические или протестантские симпатии Достоевского достаточно хорошо известны), а против католицизма и “полонизма”. Что же касается Соловьева, то А. Валицкий вполне уместно напоминает нам, что этот неоплатоник, тонкий ценитель восточнохристианской мистики и учитель фундаменталиста Флоренского давно рассматривается на Западе как филокатолик и что именно он повлиял на коренное изменение позиции Ватикана по отношению к восточному христианству, по сути дела, явился вдохновителем экуменического движения.