Так было и в Хыртяве и в Быстрове. Как спустился Тестковян с Хыртявы к Быковцу и подъезжает к Кемпе, видит — едет от Быстрова Корбас на его кобыле. Поздоровались мужики сердечно, пошли опять в корчму, сели за стол, велели налить себе, и пошла беседа, как кто выспался, чем поснедал, а больше всего смеялись они, что хотели променять кобыл, а поменялись бабами.
87. Хлоп, пан и ксендз
Жил на свете один хлоп, и так одолела его бедность, что он не знал, как и быть дальше. Вот взял он раз топор, пошел в лес, залез на ель и давай топором стучать. А мимо едет на коне пан и спрашивает, что это он там такое делает, уж не срубить ли дерево задумал. А хлоп ему отвечает: он-де слушает, о чем святые на небе толкуют. Тогда пан ему говорит, что он бы тоже хотел послушать святых. А хлоп на это: послушать-то можно, да надо, мол, раздеться донага. А пан в ответ, что он, дескать, в рубашке на елку влезет. А хлоп на своем стоит: рубаха может зацепиться и пан-де свалится.
Наконец послушался пан хлопа, разделся, привязал коня к дереву, влез на елку и взял у хлопа топор. Начал он помаленьку рубить, а хлоп, не мешкая, слез на землю, подхватил панскую одежду, вскочил на лошадь и поехал, а голого пана оставил на елке. Пан завопил, а хлоп подстегнул коня и был таков. Так и просидел пан на дереве до вечера, а как стемнело, прибежал голый домой. Поднялся на крыльцо, постучал и говорит слуге, чтобы тот впустил его и подал бы что-нибудь из одежды. А слуга столкнул его с лестницы и говорит: мол, не шуми тут, не ври, что ты наш пан. Долго пан упрашивал его, рассказал, что с ним приключилось. И тогда слуга все же узнал своего господина и принес ему одежду.
Пан попросил слугу, чтобы тот ничего жене не рассказывал. А слуга только и держал язык за зубами, пока ее не встретил, а как увидел, сразу все и выложил.
Ну и смеялась же пани над своим незадачливым мужем! Уж он ее просил хоть ксендзу ничего не рассказывать, чтобы тот к нему почтения не потерял. Но жена тоже выдала мужа, и ксендз вволю посмеялся над паном, которого так одурачил хлоп.
Спустя некоторое время поехал пан на ярмарку, а сам все думает, как бы насолить ксендзу за его насмешки. Приехал в город — глядь, а тот самый хлоп продает сворованного у пана коня. Только увидел хлоп пана, бросил коня — и давай бог ноги! А пан кричит ему вслед, чтобы не боялся, продавал коня, что он ему еще денег даст, только пусть он как-нибудь напроказит ксендзу, а то уж больно ксендз над ним, над паном, потешается.
Хлоп пошел в лавку, купил белого полотна, сшил длинную, до пят, рубаху, опоясался веревкой, собрал у себя дома все ключи, какие мог найти, и привязал их к поясу. А потом еще сшил мешок. Отправился хлоп в тот самый костел, где ксендз служил, пал на колени у дверей в своей длинной рубахе и стал усердно молиться, заламывать руки и глаза закатывать кверху. А ксендз махал кадилом и, как увидел богомольца, послал за ним сторожа, спрашивает, кто он такой. А хлоп ответил, что он, дескать, святой Петр и с ним ключи от небесного царства. Ксендз очень обрадовался, что увидел человека с неба, и повел его подкрепиться. И вот беседуют они за трапезой, ксендз и спрашивает, берет ли Петр живых на небо. А Петр ему отвечает, что за тем как раз и явился на землю и, кто заслужил, того возьмет с собой. Тут ксендзу захотелось, чтобы Петр взял его на небо. Петр сказал: пусть ксендз лезет в его мешок, но прежде надо взять на дорогу денег, а то до неба далеко. А жена ксендза сказала Петру, что и у нее есть полкварты дукатов и она отдаст их, если он поможет ей тоже попасть на небо. И вот ксендз влез в мешок, а хлоп его завязал, взвалил на плечи, отнес на кладбище и там подвесил на липу.
На другой день рано утром пришел могильщик копать яму и видит — кто-то болтается в мешке на дереве. Подошел, треснул по мешку лопатой и говорит:
— Ах ты пес негодный! Не нашел, где повиснуть, кроме как на святом месте!
Ксендз из мешка отзывается:
— Юзеф, Юзеф, ты тоже тут на небе?
А могильщик огрел его другой раз лопатой:
— Я тебе покажу, на каком ты небе! — Не узнал могильщик по голосу, кто в мешке.
Тут ксендз сообразил, в чем дело, и попросил выпустить его. Только могильщик развязал мешок, ксендз пустился домой, а его жена увидела в окно, как он бежит, и подумала, что это за нею спешит ксендз, на небо взять хочет, и вышла скорее на порог и спрашивает:
— Уже и меня туда требуют?
А ксендз так быстро бежал, что с ног ее сбил, и ничего не ответил. Она — вслед за ним в дом и спрашивает, что случилось. А он не хотел ей ничего говорить: думал — никто знать не будет.
А хлоп, как только удалась ему эта проделка над святым отцом, пошел и все рассказал пану. Вот пан идет на другой день к ксендзу и издалека уже смеется. Ксендз спрашивает, чего это ему так весело. А пан отвечает: его-де, пана, любопытство разобрало узнать только, о чем святые на небе разговаривают, а ксендзу захотелось самому на небо попасть. И потом всегда смеялся над ксендзом, что он хоть и ученее его, пана, а дал хлопу надуть себя еще почище.