Польские повести

Он сильнее нажал на газ. Асфальтовое шоссе, до сих пор ровно бежавшее под колесами, начало ползти вверх, нацелив острие вектора в хребтину холма, казавшегося посреди пустынного горизонта огромной, случайно оброненной и прилипшей к земле горбушкой. «Нет уж, никакой самый что ни на есть красочный проспект или даже целая куча восторженно-хвалебных статей доморощенных спецов по туризму не смогли бы заманить меня в эту дырищу. Достаточно вспомнить Белград, Загреб, побережье Адриатического моря или хотя бы Вену и Прагу, через которые я мог бы ехать… Ничего не скажешь, осчастливил меня наш шеф, эгоист чертов…»

«У вас, товарищ Валицкий, — сладенько сказал он, — машина ведь своя. Так вы быстренько съездите и там, всюду, где нужно, тоже подскочите, поговорите с людьми, проверите то да се. Я думаю, трех-четырех дней, ну, самое большее — недели, вам хватит, чтобы написать большой очерк. Знаете, этакий…» «Вот именно, не знаю, — хотел он тогда ответить главному редактору. — Понятия не имею, что за всем этим кроется. И во что это ты, братец, собираешься меня втравить. У меня нет ни малейшего желания ввязываться в какие бы то ни было интриги и таскать для тебя каштаны из огня. Были уже такие умники вроде тебя в моей жизни, да сильно просчитались. Надо было получше расспросить обо мне в Варшаве. И не мешать мне ехать на выставку, раз я туда собрался. А сюда надо было послать кого-нибудь из подхалимчиков, каких в редакции крутится до черта».

«Товарищ редактор, — сказал он вместо всего этого, изобразив деликатную улыбку, которая могла означать глубокое уважение к Главному, но и осторожный намек на то, что ему не нравится предложение Главного. — Я не специалист по очеркам такого рода. Вы, вероятно, видели мою последнюю книжку и знаете, какая проблематика меня интересует. А самое главное, — вы уж извините меня за откровенность, — я не слишком разбираюсь во всех этих тонкостях партийной работы. Думается, коллега Квятковский из партийно-экономического отдела сделает это гораздо лучше. Он знает все эти дела наизусть и, наверное, уже не раз встречался с Горчиным». — «Вы меня не поняли, Валицкий, — прервал его Главный, — речь идет не о том, чтобы вы съездили и отписались, кое-как состряпав «материальчик на тему». Там есть дело, в котором надо разобраться. Персональное дело первого секретаря уездного комитета партии, понимаете? И это не только его дело. Это также дело нашей редакции. Мне надоело выслушивать на заседаниях бюро, что мы, орган воеводского комитета, не поднимаем существенных, актуальных проблем. А здесь перед нами, несомненно, именно такая проблема. Поэтому писать о ней должен человек, который действительно умеет держать в руке перо. Более того — умеет мыслить! И то, что вы лично не знаете Горчина, служит лишь еще одним поводом послать в Злочев именно вас: вам будет легче судить обо всем объективно. Так что не морочьте себе голову в поисках доказательств, будто это не ваша специальность… и перестаньте думать об этой поездке за границу. У вас еще не раз будет такая оказия, и тогда я первый помогу вам получить визу».

«А ты не так глуп, — подумал Валицкий, уже несколько развеселившись, хотя хитрость Главного была слишком явной, — жмешь на честолюбие. И, как положено старой лисе, обещаешь награду. Думаешь, я всего этого не знаю? Плевал я на тебя и на твои интриги. Я не позволю сделать из себя паяца, которого ты будешь дергать за ниточки, сидя здесь, в удобном кресле».

С первой же секунды, как он переступил порог редакторского кабинета, его не оставляла мысль, что Главный хочет использовать его в каких-то лишь ему известных целях. Редактор приветствовал его с несвойственными ему церемониями, например, угощал кофе и сигаретами, но все это лишь насторожило Валицкого. Несколько лет беготни по разным редакциям научили его тому, что обычно за милыми словами начальства кроется какой-нибудь коварный маневр.

— А что он за человек, этот Горчин? — все же спросил он.

— Вообще-то я его знаю давно, но не близко, особенно последние два года, с тех пор как он переехал в Злочев. Прежде, когда он работал в отделе пропаганды нашего воеводского комитета, мы кое-как сотрудничали…

— Что это значит «кое-как»? — бесцеремонно прервал его Валицкий.

— Ну, просто я как-то неудачно выразился… Знаете, как это бывает, когда формулируешь на ходу. Общаться с ним не легко. На всех нас, представителей прессы, радио, телевидения, да, пожалуй, и на сотрудников своего отдела он производил впечатление человека заносчивого. Вообще-то, конечно, — Главный махнул рукой. — У кого из нас нет недостатков, черт возьми! Но все же я думаю, что если тут, где он был всего лишь винтиком в огромном механизме, это не имело такого большого значения, то в Злочеве, где он первый секретарь, у него могла попросту закружиться голова. С таким характером это ведь не мудрено, не правда ли?

— Похоже на правду. Вы, товарищ редактор, правильно, логично это сформулировали, — не моргнув глазом, отчеканил Валицкий. Он уже давно научился издеваться, глядя начальству прямо в глаза.