Читаем Польские повести полностью

— Пора в школу! — сказал он, и едва уловимая улыбка мелькнула на его лице. Я обрадовался.

— Получше стало? — спросил я.

— Да вроде бы, — осторожно ответил Отец.

Я быстро оделся и, что-то наспех проглотив, выбежал из дома. Я отправился в школу кружным путем — мимо дома Тетки. Подошел поближе, стараясь заглянуть в сарай. Двери были открыты настежь — в сарае пусто…

VII

СМЕРТЬ ОГУРЧИКА. ОТЕЦ И ЛЮДИ В МУНДИРАХ. ПОЖАР

На следующую ночь Огурчик подох.

Весь этот день, накануне его смерти, был беспокойным и до краев наполненным огорчениями.

В школе кто-то из ребят уже успел рассказать, что исчезла Ветка. Я заметил, а может, мне это почудилось, потому, что нервы были напряжены до предела, что ребята о чем-то таинственно перешептываются, упоминают мою фамилию, стало быть, речь шла о моем Отце, — меня все называли просто Стефек. Даже Эмилька, к великому моему огорчению, вела себя как-то странно. Она избегала меня и даже не спросила, чем же закончились вчерашние поиски. Хотя самое главное было известно без этого: Ветка исчезла. Да и по моей хмурой физиономии Эмилька должна была догадаться, что дело не кончилось добром. И все же мне было грустно, что я не могу поделиться с ней своими огорчениями, а их со вчерашнего дня прибавилось. Я чувствовал, что отвечаю и за пропажу Ветки, и за гибель Огурчика, — сознание вины не давало мне покоя.

На перемене старшие ребята обсуждали вчерашнее событие. Но и тут добрый дух товарищества был нарушен, словно бы злой бес всех попутал. На первой же перемене два лучших друга, сидевшие за одной партой, поссорились из-за пролитых чернил. И под громкие возгласы: «Греки», «Органисты», — звучавшие на этот раз как ругательства, началась всеобщая потасовка, представители обеих сторон яростно тузили друг друга. Учитель сократил перемену, справедливо пообещав оставить после уроков всех участников драки. Я уже не говорю о том, что опять не знал, сколько будет девятью восемь, и получил еще одну двойку. В глубине класса, где ребята постарше выполняли какой-то письменный урок, тоже произошла неприятная сцена. Виновником ее был сидевший на последней парте великовозрастный балбес, тупой и прыщавый, у которого уже пробивались усы; он уже в третий раз повторял курс школьных наук. Балбес передал какую-то записку, которая пошла гулять по партам. Учитель подошел к мальчикам и отобрал уже изрядно помятый листок.

— Откуда это у тебя? — спросил он балбеса.

Вместо ответа тот несколько раз икнул в приступе дурацкого смеха и, показывая на записку, которую Учитель держал в руках, сказал, захлебываясь от восторга:

— Этот… этот… он еще сказал отцу, что бабы у «греков» родят стоя.

Никто из нас не понял, о чем идет речь. Но все невольно сжались от стыда, никто не рассмеялся, как бывало, когда Климек сморозит какую-то глупость. Учитель, нахмурившись, молчал. Он сдвинул очки на лоб и часто, часто заморгал, словно бы отгоняя сон или же усталость. Сел за свой столик и порвал записку в клочки. Больше он не занимался с нами устным счетом.

— Дети! — начал он. — Отцы и матери многих из вас — внуки и правнуки пахарей, рыбаков, пастухов, которые пришли сюда давным-давно с далеких горных пастбищ. Людей здесь было мало, а земли много, вот они и построили свои дома возле домов тех людей, которые тут уже жили. Потом дети и тех и других строили общие дома и вместе вели хозяйство. У большинства из вас есть в семье потомки тех людей, что пришли сюда издалека, и тех, которые жили здесь прежде. Некоторые сохранили верность обычаям того края, откуда родом. Одни из вас ходят по воскресеньям в церковь, а другие в костел. Но всегда здесь люди жили в мире и в согласии. И нужно, чтобы этот мир сохранился, что бы ни случилось… что бы ни случилось, — повторил он еще раз очень тихо.

— Но ведь они жгут, грабят и убивают, пан Учитель! — громко воскликнул Мирек — один из лучших учеников класса.

Учитель подошел к нему по проходу между партами, положил руку на плечо.

— Не у нас, Мирек. Это верно, все происходит так, как ты говоришь, но далеко отсюда, не у нас. Жгут, грабят и убивают те, кто не хочет признать, что различие языка, веры или происхождения не делает одних людей хорошими, а других плохими, что все равны, а ведь и у нас еще недавно были такие, которые жгли и убивали, а мы, «греки» и «органисты», вместе выгнали их.

После этого урока мы чувствовали себя виноватыми, и кто-то из ребят предложил всем вместе отбыть наказание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза