Польский бунт

К девяти часам утра ни Праги, ни ее жителей, ни защитников больше не было; кровавые реки текли по улицам, устланным трупами; с треском рушились горящие дома; солдаты мародерствовали среди развалин. Не в силах заставить их тушить пожар, офицеры с большим трудом удерживали их от расправы над пленными, среди которых оказалось много раненых офицеров и два генерала.

Из Варшавы открыли артиллерийский огонь; это была не столько месть, сколько отчаяние обреченных. Собрав в кулак всё свое мужество, Станислав Август со свитой вышел на балкон над библиотекой: король с народом, народ с королем… Тотчас с противоположного берега Вислы засвистели ядра, сбив несколько печных труб на крыше Замка; Понятовский поспешно удалился. Обстрел продолжался; одна граната лопнула возле кафе Рикса на Краковском предместье, убив королевского музыканта, другая разорвалась прямо во дворце примаса, где заседала Рада, и оторвала ногу секретарю Поплавскому. Ударили в набат…

Унылый звон раздавался над Варшавой, и когда стрельба уже стихла. По улицам сновали встревоженные женщины и разгневанные мужчины: Коллонтай сбежал, увезя с собой много золота, а вместе с ним скрылся и Конопка; за ними отправили погоню. Зайончек с женой тоже уехал… Курвины дети! Поймаем – сразу же повесим!

Около полудня прошел слух, что москали сплошь перепились и можно попытаться добыть пушки, стоящие за мостом. Мадалинский вызвался это сделать. Взяв с собой несколько сот всадников, он вихрем промчался по берегу и вылетел на мост, но едва достиг его середины, как русские открыли стрельбу из нескольких пушек. Поляки отступили под огнем и скрылись в переулках. Только в Нове-Място выяснилось, что генерал тяжело ранен. Последний мираж рассеялся в блёклом ноябрьском небе.

* * *

Батальон состоял сплошь из офицеров – капитанов, майоров, полковников. Шляхтичей из Посполитого рушения. Теперь их отряды были распущены или переформированы, а они оказались на положении рядовых. Огинский, назначенный их командиром, ещё толком не знал, чтó им скажет, а потому оттягивал эту минуту, с каменным лицом проходя мимо строя. Возможно, они такие же полковники, как он – генерал-майор, но всё же не хотелось бы опростоволоситься.

С севера послышались мощные орудийные залпы. Сделав несколько замечаний и коротко призвав своих подчиненных быть готовыми выступить в любой момент на защиту Отчизны, Огинский распустил их и отправился в штаб. Гедройц ничего не знал о том, что происходит, и лишь предположил, что где-то идет бой с пруссаками. Три часа спустя канонада стихла. А около двух часов пополудни в лагерь прискакал гонец из Варшавы: Прага взята штурмом и горит, генералы Якуб Ясинский и Павел Грабовский убиты, генералу Гедройцу надлежит возвращаться в Тарчин и двигаться к Варшаве, а генералу Домбровскому – оставаться в Старовесе до дальнейших указаний. Вот уж верно говорят: не хвали день до заката…

Колонна Огинского шла последней; рядом с Михалом шагал генерал Франковский – пешком, а не в экипаже, как после отступления из Вильны… Спускался вечер, однако пустынная дорога вдруг стала оживленной. Навстречу воинам двигались экипажи – изящные кареты и убогие телеги, люди ехали верхом, шли пешком, семьями и поодиночке. Скорбную тишину нарушали только стук копыт, скрип колес, приглушенные всхлипы женщин.

– Граф Огинский?

Михал увидел своего земляка, депутата Наивысшей народной рады, и вышел из строя, чтобы с ним поговорить. Что происходит? Как? Где?.. Их окружили другие депутаты-литвины, ставшие беженцами; все в один голос твердили, что всё пропало, Варшава не сегодня-завтра будет сдана, Огинскому лучше идти с ними. Поблагодарив за совет и попрощавшись, Михал побежал догонять свою колонну.

Конечно, он не может вот так взять и уйти: существует же воинский долг, дисциплина… Далеко ли еще до Тарчина? Оставалось-то вроде не более пяти верст, а они всё идут и идут…

Разыскав Гедройца, Михал в очень туманных выражениях описал ему свою встречу с депутатами Рады, намекнув на некий план спасения Отчизны, для осуществления которого необходимо его участие. Генерал, у которого голова шла кругом от разом навалившихся забот, выдал ему пропуск в Сандомирское воеводство, предписав всем военным властям оказывать содействие генерал-майору Огинскому. Не теряя времени даром, Михал раздобыл себе лошадь и вместе с Лазницким, тоже исполнявшим «секретную миссию», выехал в лагерь Домбровского, даже не захватив с собой прислугу.