Польский рассказ

Анджей двинулся в сторону выхода вместе с группой, которую заметил еще раньше. Из различных закоулков зала ожидания стали появляться и другие пассажиры, которых он до сих пор не видел. В проходе стюардесса в кокетливой шапочке проверяла билеты. Прямо перед Анджеем шел длинноволосый молодой человек в опереточном мундире. Анджей заметил в черных глазах стюардессы выражение восторга, чуть ли не благоговения.

— Ах, синьор Мазелло! — воскликнула она и, не глядя ни на билет, ни на молодого человека, сложила ладони словно в молитве. — В путешествие?

— Да. В Рим… — ласково усмехнулся тот. — Недалеко.

— Наверно, какое-нибудь выступление?

— Я пою завтра на одном большом сборище.

— Наверное, я услышу. Наверное. А могла бы я… могла бы я попросить у вас автограф? Ну и написать несколько слов… Меня зовут Анджела. Ах, я была бы так счастлива!…

— Сделаем, ma bella. Держи! — Он подал ей свой чемоданчик и положил на него листок, подсунутый стюардессой. Картинным жестом он поднял руку с карандашом и, потрясая головой и длинными волосами, принял глубокомысленный вид. Не обращая ни малейшего внимания на ждущих сзади людей, он вел себя словно на сцене. Поскольку его раздумье затянулось, стюардесса нетерпеливым жестом сделала знак пассажирам, чтобы они проходили, и бросала на их билеты чуть ли не гневные взгляды. Движением руки она торопила проходивших.

— Presto! Presto!

Наконец певец что-то написал, заключив свое изречение размашистой подписью.

— Ох, grazie, molto grazie!.. У меня будет на память такой чудесный подарок!.. — щебетала в восторге стюардесса, не сводя с певца умильного взгляда.

Длинноволосый наклонился, взял ее за подбородок и поцеловал в губы. На мгновение ее подкрашенные глаза закрылись, и она вздохнула. Мужчина провел рукой по ее плечам, бюсту, бедрам, бросил «ciao», после чего, не оглядываясь, направился к низенькому автобусу, где его ожидали следующие в Рим пассажиры.

Когда Анджей очутился в салоне самолета, он заметил, что две стюардессы громко о чем-то шепчутся, показывая на молодого человека с длинными волосами. Бросив остальных пассажиров, они побежали к нему. Обе наперебой старались услужить ему, укладывая чемоданчик и плащ на полку.

Певец принимал эти услуги как нечто само собой разумеющееся, не оказывая ни малейшего сопротивления. Он занял место в середине салона. Пошарив в цветной сумке, он вынул из коробочки таблетку и проглотил. Одна из стюардесс поспешно принесла ему стакан воды — запить. Певец вытянул ноги. Теперь пришла вторая и принесла подушку, которую подложила ему под голову. Когда ее о чем-то попросила женщина с ребенком, стюардесса отошла с надутым видом. А первая долго и старательно пристегивала певцу ремень на кресле.

Перевод И. Матецкой.

Войцех Жукровский ПЫЛЬ САНДАЛИЙ

Богатый купец Нирендра Чакраварти проснулся среди ночи. Ему почудилось, будто некто, обладающий неизъяснимой силой, схватил его за плечо и гневно встряхнул: «Как ты смеешь спать в моем присутствии, несчастный… Время не ждет, а ты пребываешь в жалком неведении, не сознавая своего предназначения. Восстань от сна! Ищи меня на тропе познания…»

Ему казалось, что он еще слышит шорох шагов невидимого, в ушах у него звенело, стена дома, о которую он оперся плечом, дрожала. Вокруг царила мягкая тишина весенней ночи. Внизу дышал приглушенной музыкой город Симла, едва слышно звенел бубен, тихо плакала флейта, смех девушки напоминал журчанье ручейка, перепрыгивавшего лунной ночью через камешки, неохотно и вяло лаяли собаки. Купец Нирендра коснулся рукой своей тучной груди — сердце трепыхалось, как колокольчик, который дернула нетерпеливая рука посетителя.

Рядом, свернувшись калачиком, словно ребенок, спала его жена Савитри. Волосы ее, блестевшие в нежном сиянии луны, пахли жасмином. Когда она шевельнула рукой, даже во сне ища пробудившегося мужа, на запястьях зазвенели многочисленные золотые браслеты. Савитри была прекрасна. Она подарила ему двоих детей: сына и дочь.

Она любила его и потому стремилась служить ему, быть с ним рядом, дарила ему наслаждение, а иногда, когда он чувствовал себя неразумным и беспомощным, говорила ему о нем самом так, словно раздувала тлеющий жар в костре, пока не взмывали вверх яркие языки пламени, и тогда он чувствовал себя избранником богов, неповторимым, способным на великие дела.