Я наклоняюсь к Хулиану, чтобы не пропустить ни слова, и не могу выстроить по порядку вопросы, возникающие в моей голове. Я уже не слышу ни голосов других стариков вокруг нас, ни шума телевизора. Я сижу перед этим человеком, словно перед своим дедом Мануэлем за столом с жаровней, не слыша маятника и боя настенных часов и не видя ничего, кроме его лица и образов – ярких, как обрывки снов, создаваемых его голосом. Но почему дон Меркурио украл мумию – если это был он, – что он сделал с ней потом, как ему пришло в голову заказать копию? Хулиан щелкает языком о нёбо вставной челюсти и проводит им по губам, морщит свой жесткий подбородок и поглаживает пальцами седую щетину.