Польско-литовская интервенция в России и русское общество

На следующий день после Вербного воскресенья пришли, по свидетельству С. Маскевича, сообщения лазутчиков, что к городу с трех сторон приближаются русские войска, и на военном совете было принято решение выйти в поле против неприятеля. Но это решение не было выполнено, так как во вторник утром в Москве начались волнения[1305]. Следует согласиться с проницательным замечанием М. Мархоцкого, что начавшиеся столкновения не соответствовали интересам ни польской, ни русской стороны, так как объективно жители Москвы были заинтересованы в том, чтобы соединить свои силы с войсками Первого ополчения[1306]. Однако сведения о близком приходе войск Ляпунова стали известны не только польским военачальникам, но и жителям Москвы. Как записал современник и участник событий ученый грек Арсений Элассонский, сторонник боярского правительства, «глупые без роду из народа… с радостию и великим голосом кричали: "Пришел Прокопий Ляпунов!"»[1307]. Накапливавшаяся ненависть к иноземным солдатам прорвалась наружу. Столкновения, начавшиеся с того, что один из офицеров стал заставлять извозчиков в Китай-городе поднимать пушки на одну из башен[1308], быстро переросли во всеобщее побоище. По свидетельству Арсения Элассонского, в столкновениях с поляками участвовали слуги многих боярских дворов вопреки приказам своих господ[1309]. Столь узкой оказалась общественная поддержка Думы даже в самой столице в первый день волнений. Как вспоминал позднее А. Госевский, поднявшие восстание «черные люди» «посланцев боярских лаяли и их побить хотели»[1310].

Бой продолжался до ночи, и польско-литовское войско вынуждено было отступить за стены Кремля и Китай-города[1311], «а Белый и Деревянный городы со всем большим народом москвичи осели, в набаты и в колоколы всю ночь били»[1312].

В среду утром бояре попытались добиться прекращения волнений. Сведения об этом эпизоде известны лишь польским источникам, но их информация находит подтверждение в независимом сообщении Арсения Элассонского. Как вспоминал в 1615 г. А. Госевский, «большие бояре вси, князь Федор Иванович Мстиславской с товарыщи, выехав в Белый город, хотели уговором кровь унять»[1313]. Что услышали бояре в ответ на уговоры, А. Госевский не сообщил, но об этом можно узнать из сохранившегося сообщения о восстании офицера из полка М. Струся. Восставшие поносили их («лаяли»), крича: «Жиды вы, как и литва, скоро мы их и вас шапками закидаем и рукавами выметем». Несколько по-иному переданы слова восставших Арсением Элассонским: «Пришел Прокопий Ляпунов, сегодня и завтра мы всех вас истребим»[1314]. Оба сообщения, как видим, не противоречат, а скорее дополняют друг друга. По свидетельству Госевского, восставшие стали стрелять в членов Думы, и те были вынуждены удалиться, не сумев ничего сделать.

Опасаясь поражения в борьбе с численно превосходящим противником, польско-литовское войско, чтобы взять верх, прибегло к тому же способу, что и крымская орда при осаде Москвы в 1571 г., и начало жечь город. К концу среды значительная часть города уже была охвачена пожаром, и ночью было светло, как днем, но войско и в четверг продолжало поджигать дома. Как отметили и М. Мархоцкий, и С. Маскевич, продолжать поджоги советовали «расположенные к нам бояре», чтобы противник не мог использовать постройки для возведения укреплений[1315]. По сообщению «Нового летописца», «Михайло Салтыков первой нача жечь двор свой»[1316]. Начался грабеж города, который покидало население[1317]. Как сообщал сын боярский Алексей Безобразов, доставивший королю донесение А. Госевского о восстании, солдаты «бросились в Китай-город, церкви, купеческие лавки, которые тут очень обильны (товаром) были, дворы боярские и всю крепость разграбили и ободрали»[1318]. С пятницы к сожженной и разграбленной Москве с разных сторон стали подходить русские войска[1319]. Записанное в королевской канцелярии сообщение А. Безобразова начиналось словами, которые как бы раскрывали основной смысл происшедших событий. По его словам, против короля выступили все, кроме «нескольких или десятка думных бояр, начиная с патриарха злого человека… почти вся Москва»[1320]. Таким образом, между всем русским обществом, кроме кучки бояр, сидевших с польско-литовским гарнизоном в осаде в Кремле, и Польско-Литовским государством начался открытый конфликт, принявший форму вооруженного противостояния.

Правда, в то время, когда войска Первого ополчения подходили к Москве, восстание еще не охватило западных уездов Русского государства.

В первые месяцы 1611 г., когда большая часть страны уже была охвачена восстанием, дети боярские Бельского, Вяземского, Великолукского, Дорогобужского, Можайского, Пусторжевского, Ржевского, Смоленского и Торопецкого уездов продолжали получать грамоты на владения в королевской канцелярии под Смоленском[1321].