Польско-литовская интервенция в России и русское общество

В сохранившихся условиях не могло быть и речи о том, чтобы одна Боярская дума или Боярская дума вместе со столичными чинами самостоятельно решала вопросы, касающиеся судеб России. Этого и не произошло. Как показано выше, заключение августовского договора произошло при участии находившегося в Москве дворянского войска и населения самой столицы. Еще более существенно, что фактически соглашение вступило в силу лишь тогда, когда сословные областные объединения одобрили его условия. Король Сигизмунд III и круг его советников под Смоленском не захотели принять этого во внимание, не стали искать соглашения с русским обществом на основе условий августовского договора, а попытались по своему произволу пересмотреть условия соглашения, используя в качестве орудия боярское правительство в Москве. Такая политика находилась в глубоком противоречии с итогами эволюции, которую прошло русское общество в годы Смуты, и закономерно столкнулась с резко отрицательной реакцией с его стороны.

Следует также сказать, что областные «миры» на огромной территории России поднялись на борьбу не только потому, что власти Речи Посполитой не желали считаться с ними, но и потому, что для них были неприемлемы те цели, к которым стремились власти Речи Посполитой — подчинение России власти польского короля, превращение ее в несамостоятельный придаток Польско-Литовского государства[1278].

То, что десятки областных миров сумели в достаточно краткие сроки объединить свои силы для защиты государственной самостоятельности России, свидетельство глубокого патриотизма русского общества. Те, кто не присоединился к ополчению, а предпочел остаться в Москве с польско-литовским войском, рассматривались как изменники, и «совет всей земли» стал передавать их земли другим лицам[1279].

С начала марта 1611 г. рати, выступившие в поход на Москву, двигались по разным направлениям к русской столице, не встречаясь с серьезным сопротивлением. Источники сообщают лишь о двух серьезных попытках препятствовать распространению восстания, когда из Москвы в начале февраля 1611 г. было послано польско-литовское войско и отряд русских служилых людей во главе с кн. Иваном Сем. Куракиным. По сведениям, которыми располагали в королевском лагере под Смоленском, им удалось разбить под Владимиром один из отрядов, которые шли к Ляпунову, а затем «и сам Владимир почти весь высекли»[1280]. Однако, судя по современным русским источникам, поход закончился полной неудачей. Когда 11 февраля отряд И. С. Куракина подошел к Владимиру, владимирцам на помощь пришло стоявшее в Суздале войско А. Просовецкого, нападавшие были отбиты, при этом попал в плен кн. Иван Бор. Черкасский — будущий глава правительства царя Михаила[1281]. В начале марта была предпринята еще одна попытка помешать продвижению к Москве. Стоявший со своим отрядом на Киржаче кн. И. С. Куракин посылал войска «под Олександрову слободу», но нападавшие снова были отбиты[1282]. Вероятно, за эти свои заслуги в борьбе с «изменниками» И. С. Куракин и получил щедрые пожалования от Сигизмунда III.

Ограниченный характер военных действий понятен: польско-литовское войско не покидало Москву, боясь утратить контроль над столицей[1283].

Развитие событий заставило в конце концов короля и его окружение внести изменения в свою политическую линию. После совещания короля и сенаторов[1284] в Москву в конце марта 1611 г. было направлено посольство во главе с племянником гетмана, Адамом Жолкевским. Послам предписывалось[1285] заверить патриарха и бояр, а в случае необходимости выступить «на Лобном месте перед всем миром» с заявлением о том, что Сигизмунд III хочет только прекратить кровопролитие и установить мир в России. Они должны были убеждать, что король не хочет посягать на православную веру и не претендует на власть над Россией. Они должны были также объяснять, что король не может вывести войска из России, пока не прекратятся выступления Ляпунова и других «воров» и в стране не будет установлен порядок.

Во всем этом не было ничего нового. Как некоторые жесты, свидетельствующие о желании короля пойти навстречу просьбам бояр, следует рассматривать заверения послов, что король пришлет в Москву одного из членов сената, чтобы тот представлял нового государя до его приезда, и что в ближайшее время будет принято решение о созыве сейма.

Гораздо больший интерес представляет заключительный раздел инструкции, в котором в определенном противоречии с предшествующим текстом послы получали полномочия заявить, что, если «московский народ» захочет видеть на престоле кого-либо иного, а не Владислава, то король, если Речи Посполитой вернут отобранные в прошлом ее земли и возместят военные расходы, готов помочь русским в установлении такого порядка в их государстве, какого они сами желают.