Читаем Польско-русская война под бело-красным флагом полностью

— Ну и с кем я, по-твоему, трепался? — отвечаю я ей тоном несколько враждебным, но это именно то состояние неприязни и напряга, до которого она меня довела своим видом.

— Ну да, трепался, как это ты не трепался, если трепался? Даже я слышала, так что есть свидетели. Только ты говорил как-то странно, — правда, я еще спала. Так, наверное, подводные рыбы слышат наши разговоры людей. Бу-бу-бу тары-бары. Вот и я, в полусне, буквально все именно так и слышала. А что касается того, что я из этого поняла, то ты постоянно повторял слово «мать».


Ну, тут я ей говорю, потому что мне уже на нее смотреть просто впадло: это моя мазер звонила мне на мобильник, не знаю, ты в курсе или нет. Сказала, что сейчас будет дома и что тебе отсюда лучше линять в темпе вальса, ясно? Потому что если она тебя увидит, убьет как бешеную собаку. Потому что ты, Магда, не то общество, о котором она мечтала для своего сына. Потому что у нее есть принципы, и она считает, что девичье сокровище это скромность, а у тебя ее ни на грамм, даже меньше, чем культуры. Весь район знает, что ты амфой балуешься, драгами и водишься с кем попало. Что на тебе вообще клейма негде ставить, а меня ты уже морально и ментально уничтожила как личность. Она сказала, что если ты еще здесь сидишь да еще расфуфырилась в ее ночную сорочку, в ее шмотки, то тебя ждет мучительная смерть. Поэтому давай быстро дуй отсюда восвояси, если не хочешь подложить нам обоим свинью. Мне пришлось ее успокаивать, я ей так сказал: мать, не волнуйся. Магда спит исключительно в чулане, в подвале, принесла с собой собственную ширму и отгородила себе закуточек, и кипятильник принесла. Там она и спит, а наши вещи и банкноты она не трогает.


Магда молчит, но вдруг взрывается. В нездоровой форме. Совершенно непонятной. В форме чего-то среднего между кашлем и гневом. Начинает собирать свои манатки, шмотки, колготки, прям тебе молниеносная сегрегация отходов. И явно язвит. У твоей старухи, говорит, не все дома, как, впрочем, и у тебя, такая же дефективная. Люди говорят, что она ваш дом русскими панелями облицевала и что эти панели, этот сайдинг уже вот-вот в самое ближайшее время отклеится.

Тут она натягивает колготы, которые откуда-то вытащила. Стрелки трет пальцами, как будто от этого они срастутся и их будет не видно. Смотрит на меня типа с сочувствием и говорит: потому что панели-то русские. И эти панели как ебнутся с большой высоты, и конец всей семье. Сам подумай. И лучше сорви этот сайдинг, пока не поздно. Я тебя, Сильный, предупредила. Представь себе: гриль на свежем воздухе, все чудесно-расчудесно, вкусно пахнут ребрышки из супермаркета «Хит», твоя старуха наклоняется над грилем с кочергой, твой братишка — с подручным набором приправ. И вот, Сильный, вы все наклонились над грилем и глядите на него как на неземное явление, как на затмение солнца. А тут хрясь! хрясь! хрясь! — эти панели падают прямо на ваши генетически дефективные головы, будто какие-то гребаные метеориты, сталактиты или планеты с неба. Один на твоего братана. За барыжничество, за его эгоизм, раздолбайство, за то, что он трахнул Арлету, а потом бросил, бросил на первой же остановке. За то, что водится с русскими. Хрясь ему по башке. И в больницу, в отделение для заразных больных. И лучше сразу в закрытое, с полным карантином. Хрясь! Следующий на твою мать. За поганый язык, за весь этот «цептер», на котором она бизнес делает и гребет нехилые бабки. За офигительные цены в безумно дорогом солярии. За все зло, за то, что она погубила нашу с тобой, Сильный, любовь. Хрясь. И в карантин!


Тут Магда, потому что видит, что хотя я со своей стороны пока еще молчу, но во мне уже вскипает потребность реакции, посылает мне очаровательную, но одновременно язвительную улыбку. Как будто хочет сказать: сорри, Сильный, что твоя семья компрометирует тебя на весь город. Ничем не могу помочь. В крайнем случае, просто старайся не показываться в городе, спрячься дома. Потому что среди нормальных людей тебе места нет. А сама рыщет по квартире. Шлепает подошвами по линолеуму. Отвратительная. В одних колготках.


На твою собаку следующая панель. Хрясь! Прямо по башке. Потому что это бешеная, патологическая собака, состоящая из одного живота. Ноги — по нулям, руки — по нулям, голова — остаточное явление. Как вся твоя семья.


Перейти на страницу:

Все книги серии За иллюминатором

Будда из пригорода
Будда из пригорода

Что желать, если ты — полу-индус, живущий в пригороде Лондона. Если твой отец ходит по городу в национальной одежде и, начитавшись индуистских книг, считает себя истинным просветленным? Если твоя первая и единственная любовь — Чарли — сын твоей мачехи? Если жизнь вокруг тебя представляет собой безумное буйство красок, напоминающее творения Mahavishnu Orchestra, а ты — душевный дальтоник? Ханиф Курейши точно знает ответы на все эти вопросы.«Будда из пригорода» — история двадцатилетнего индуса, живущего в Лондоне. Или это — история Лондона, в котором живет двадцатилетний индус. Кто из них является декорацией, а кто актером, определить довольно сложно. Душевные метанья главного героя происходят в Лондоне 70-х — в отдельном мире, полном своих богов и демонов. Он пробует наркотики и пьет экзотический чай, слушает Pink Floyd, The Who и читает Керуака. Он начинает играть в театре, посещает со сводным братом Чарли, ставшим суперзвездой панка, Америку. И в то же время, главный герой (Карим) не имеет представления, как ему жить дальше. Все то, что было ему дорого с детства, ушло. Его семья разрушена, самый близкий друг — двоюродная сестра Джамила — вышла замуж за недееспособного человека, способного лишь читать детективные романы да посещать проституток. В театр его приглашают на роль Маугли…«Будда из пригорода» — история целого поколения. Причем, это история не имеет времени действия: Лондон 70-х можно спокойно заменить Москвой 90-х или 2007. Времена меняются, но вопросы остаются прежними. Кто я? Чего я хочу в этой жизни? Зачем я живу? Ответ на эти вопросы способны дать лишь Вы сами. А Курейши подскажет, в каком направлении их искать.

Ханиф Курейши

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука