Польское Наследство

— Это твое право. Но ненавидеть меня ты будешь тайно, и никому никогда об этом не скажешь. Есть в мире и опытные убийцы, и отравители, но самое худшее — когда убивают неумело, долго, мучительно, ударяя кинжалом множество раз, и слышны пронзительные крики жертвы, и их все слышат, и никто — никто — не приходит на помощь. Сядь на ложе.

Рикса села на ложе. Мария налила из кувшина на прикроватном столике воды в кружку.

— Выпей. И успокойся. В таком виде тебе перед гостями появляться нельзя.

Рикса отпила из кружки. Мария села рядом с ней. Рикса вздрогнула.

— Прошлого нет, — сказала Мария ровным голосом. — Забудем. Забудем все, начнем все с начала.

Рикса кивнула, глядя прямо перед собой. Мария обняла ее одной рукой за плечи. Рикса вздрогнула, но не посмела отстраниться.

— Нет прошлого, — сказала Мария и поцеловала Риксу в висок. — Кроме, может быть, Венеции. Дике и Дафни. Скоро ты будешь нянчить внука. Сын твой скоро вернется. И будет у нас счастливая жизнь. Выпей еще воды.

Рикса снова отпила из кружки.

— Сейчас мы подождем, — сказала Мария, — пока они там захмелеют слегка. И выйдем к ним вместе. И будем им улыбаться.

А что, если я попрошу моего ростовчанина, чтобы он ее убил, подумала Рикса. Нет, не выйдет. Он начнет спрашивать, уточнять, и все это громко — тихо говорить он не умеет. Тогда Бьярке попрошу. Нет, нельзя. Если не удастся — мне не жить, и всем, кого я люблю, тоже.

* * *

За несколько дней до вышеописанных событий, в ясный венецианский полдень, Папа Римский, именем Бенедикт Девятый, готовился к отбытию в Рим во главе тысячи ратников, любезно предоставленных ему Императором Конрадом Вторым. Сидя в непринужденной позе на повозке, болтая ногами, Бенедикт забавлялся, глядя, как через площадь к нему спешит отец Доменико, поминутно оглядываясь через плечо, смешно семеня кривыми ногами. Подбежав к повозке, Доменико поклонился Бенедикту, гротескно-воровским движением сунул руку в суму, и вытащил оттуда свиток.

— Вот, как ты просил, беатиссимо падре, вот список. Список.

— Вижу. Не дыши так часто и глубоко, у тебя изо рта плохо пахнет, — сказал Бенедикт, проглядывая список и качая головой. — Какие имена, однако! Какие люди!

— Так вот уж, стало быть, беатиссимо падре, мы, значит, в расчете с тобой? Ты на меня больше не держишь зла?

— Это несерьезно! — Бенедикт строго на него посмотрел. — Я всегда на всех держу зло. Я злопамятный очень. Но в ближайшее время никаких мер против тебя и твоих друзей принимать не буду… скорее всего… Впрочем, ты можешь дополнительно укрепить свои позиции… обелить себя в моих римских глазах…

— Что еще!.. — простонал Доменико.

— Ничего страшного, и сделать это можно прямо сейчас. И стоить это тебе ничего не будет.

— Говори.

— Ты, видимо, немалые деньги заплатил, чтобы сей свиток заполучить.

— Ох, даже не спрашивай, беатиссимо падре!

— Не из церковных средств, надеюсь?

— Пощади! Все, что у меня было, все, накопленное на старость — все отдал.

— Священнику не к лицу копить на старость. Что за стяжательство! Стыдись, Доменико. Ладно… Однако, список ты получил ловко и быстро, и это, вроде бы, даже не копия, а оригинал, поскольку я узнаю руку…

— Беатиссимо!

— Мне хотелось бы узнать… просто из любопытства, Доменико… Кто тот человек, который доставил тебе этот список?

— Зачем тебе, беатиссимо падре? Зачем?

— Да просто так! А может я сам его нанять захочу, со временем. Как его зовут?

— Пощади!

— Перестань разыгрывать комедию. Иначе я отлучу тебя от церкви и порекомендую в какой-нибудь комедийный театр. Имя!

— Мишель.

— Мишель? Хмм… Мишель… Франк?

— Вроде бы да.

— Что-то знакомое… Молодой, лет двадцати двух?

— Да.

— Как ты его нашел?

— Беатиссимо…

— Не серди меня, это несерьезно.

— Мне его порекомендовали.

— Ага. Ну, что ж, кажется, я знаю, кто это. Заплатил ты ему, я думаю, щедро. Поскольку выхода не было. Но, правда, парень на этом не остановится. Копит деньги для какого-то значительного предприятия, с лихоимством связанного. На что это он нацелился, вот бы узнать. Ожерелье знаменитое какое-то, или перстень, или что? Красный Дракон? Реки Вавилонские? Литоралис? Что-то в этом роде. А тебе не кажется странным, Доменико, что у тебя, священника, есть знакомые, могущие порекомендовать тебе вора, пусть даже такого высокого класса, как Мишель?

— Всякий прихожанин…

— Да знаю, знаю. Не всякий, но многие. Воров развелось в христианском мире — не перечесть! Хорошо, теперь о деле. Мне тут грамота пришла с польского пограничья. Требуют, чтобы я послал в Глогов священника, по случаю венчания будущего повелителя Полонии. Выбери кого поплоше, там его наверняка дикие поляки убьют.

— Да как же, беатиссимо…

— Делай, что тебе говорят! Чтоб священник нынче же к вечеру выехал в Глогов! Все, иди.

— Благословение…

— Благословляю тебя, иди.

Доменико поковылял через площадь. С другой стороны площади к повозке Бенедикта широким шагом приближалась женщина, закутанная, несмотря на теплый день, в длинное мантелло.

— Я готова, — просто сказала Эржбета, подходя.

— Замечательно. Свита моя уж на пароме, рать ждет на берегу. А где сопляк?