Польское Наследство

Бенедикт тем временем, накинув хитон, выполненный под древнеримский, прикрыл дверь в спальню и развязным шагом направился по мраморной балюстраде в южную часть палаццо. За неприметной дверью в одном из нижних коридоров его ждал — уже около часа — сурового вида мужчина средних лет, рыжий с проседью, веснушчатый, зеленоглазый, одетый как новоимперский путешественник из состоятельного сословия, с боевым свердом у бедра.

— Добрый день, — сказал Бенедикт сухо, садясь в кресло. — Рад тебя видеть, посланец.

Посланец только кивнул в ответ.

— Благодарю, что откликнулись на мою просьбу, — продолжал Бенедикт. — Я, правда, думал, что мне пришлют кого-нибудь попроще. То, что меня посещает сам Ликургус, для меня неожиданность.

Ликургус еще больше помрачнел и посуровел.

— Тебе известно, кто я такой, — сказал он.

— Да. Но только мне. И, конечно же, твоему начальнику. Начальнику ты, наверное, сам сказал.

— Но больше никому. Много лет прошло…

— Больше никто и не знает.

— Ты знаешь.

— Мне положено знать, у меня должность такая.

— Как ты узнал? — спросил Ликургус.

Да, с этим молодцом шутить опасно, подумал Бенедикт. Прирежет — глазом не моргнет. Вот ведь взял себе Александр помощника. Впрочем, мудро поступил. Именно такой и нужен там… им…

— Сопоставил сведения, — ответил Бенедикт. — Так что же предлагает Александр?

— То же, что предлагал твоему предшественнику.

— А что он ему предлагал?

— У меня нет времени на игры, — сказал Ликургус веско. — Совсем. В Риме неспокойно, иначе бы ты нас не вызвал. Какие-то свитки, или предметы, огромной важности, требуют надежного укрытия. Как скоро ты отправишься на север?

— Ишь ты, быстрый какой…

— Как скоро?

— Завтра.

Ликургус кивнул.

— Тридцать восьмой миллариум к югу от Парижа, — сказал он. — Через четыре недели, каждый полдень. Постарайся подгадать, чтобы было похоже, что обоз просто движется мимо.

Помолчав, Бенедикт осведомился:

— Опознавательные знаки какие-нибудь? Чтобы знали, что это я. Амулет, браслет?

— Ожидающий знает тебя в лицо.

— Послушай, Ликургус…

— Не произноси мое имя слишком часто. Беда может случиться.

— Да, прости… Я хотел бы знать… что думает Орден о захвате Полонии Неустрашимыми.

— Орден не вмешивается в земные дела, — холодно ответил Ликургус.

Бенедикт криво улыбнулся.

— Орден следит за земными делами, и иногда использует земные дела, — добавил Ликургус, — но никогда в них не вмешивается.

— Да, я понимаю… Хотелось бы увидеть, как у вас там и что…

— Вмешательство же в дела Ордена людей, занятых земными делами, неблагоприятно отзывается на положении этих людей.

— Ты меня не пугай.

— Я тебя не пугаю.

— Почему Папе Римскому нельзя стать членом Ордена?

— Потому что эти две должности несовместимы.

— Не хотел бы ты поступить ко мне на службу? Я щедро плачу тем, кто мне служит.

Ликургус пожал плечами.

— Ну, хорошо, не сердись, — сказал Бенедикт. — А скажи… э… почему б тебе не взять то, что я повезу… прямо сейчас… и самому не передать Ордену?

— Орден не берет на себя ответственности на территориях, которые он не контролирует, — ответил Ликургус бесстрастным тоном.

— А какие территории он контролирует?

— Свои.

— А где они, эти территории?

— Это не имеет значения.

— Позволь мне самому судить, что имеет…

— Нет.

— Ну, хорошо. Но, видишь ли, друг мой… я доверяю Ордену… и я одобряю Орден… Но все-таки иногда таинственность бывает излишней. Например, деятельность Ордена порождает слухи… легенды… как, к примеру, о чаше. Поговаривают, что кто-то из апостолов… представь себе, из апостолов… что-то он такое… озорник… стоял с кружкой какой-то, когда распинали Учителя… и собрал в эту кружку кровь. И кружка сохранилась до наших дней. И какие-то авантюристы время от времени пытаются эту кружку искать.

— Да, я тоже об этом слышал.

— Так вот… Я никому не скажу, честно. По секрету — кружкой, она же чаша — владеет Орден? Она у вас?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— А утерянные Евангелия — не те, что у меня в архивах, или в Александрии, а другие… которых никто не видел… они у вас?

— Тоже нет.

— А апокрифные писания всякие…

— Тоже нет.

— Заладил — нет да нет. А что же у вас есть? Что вы там храните?

— Ничего.

— Как это?

— Так.

— Но главная цель Ордена, насколько мне известно… ты не обижайся… главная цель — хранить свитки… и предметы… вещественные основы единой Церкви. Так?

— Нет.

— Как же нет?

— Позволь мне, сеньор, дать тебе совет, — сказал Ликургус. — Не официальный, и не дружеский даже… а просто христианский. Как один христианин другому.

— Да, конечно.

— Займись Полонией, пока есть время. А Ордену предоставь заниматься тем, чем он, Орден, занимается уже не первую сотню лет.

Бенедикт нахмурился.

— Также, помнится, Конрад Второй передавал тебе что-то… грамоту какую-то… — Ликургус заглянул в походный мешок, привязанный к сентуру.

— Ты ведь сказал только что, что Орден не вмешивается…

— Я всего лишь передаю грамоту. В виде одолжения.

— Мне одолжение или Конраду?

— Это все равно, — бесстрастно ответил Ликургус, передавая грамоту.

Бенедикт распечатал свиток.