Польское Наследство

Только сейчас до нее, наконец, дошло, что, предвидя драку с захватчиками, Гостемил попросту решил услать дочь из города — чтоб не ввязывалась ни на чьей стороне — в пути она будет сохраннее. То есть, просто ее разыграл, получается. Чтобы уберечь. Ширин хотелось завыть от досады. А еще говорят, что славяне вовсе не коварны! (Впрочем, кто говорит? Сами же славяне и говорят!) Также, отец навязал ей в сопровождение своих возниц. Ширин не стала спорить — просто по прибытии в Вышгород проверила содержимое калиты, убедилась, что грамота на месте, купила лошадь, оседлала ее, и, пока возницы торговались с коноводом, устремилась прочь, крикнув им на прощание:

— Возвращайтесь в Киев!

А на второй день пути, после завтрака (солонина и хлеб), Ширин показалось, что за нею гонятся. Прислушавшись, она различила по крайней мере четыре пары копыт. Возницы? Вряд ли. Ленивы и неинициативны. Значит — погоня. Неустрашимые? Фатимиды? Ширин, не имевшая никакого опыта действий в одиночку, решила, что уйдет от погони благодаря своим наездническим навыкам — и поскакала быстрее, не учтя, что слякоть может повлиять на исход — и вот конь выдохся и не мог больше двигаться.

Вдали раздался топот копыт. Дождалась.

Ширин огляделась — слева река, справа редкие деревья, лес далеко, спрятаться негде. Отцепив лук от седла, она вынула из колчана стрелу, приладила к тетиве и стала ждать, что будет дальше.

Вскоре появился на хувудваге всадник, ведущий в поводу вторую лошадь. Сердце Ширин радостно забилось. С одним всадником она справится, и поедет дальше — ведомая лошадь наверняка свежая. Кто он, этот всадник — не имеет значения. Ее учили — в особых отрядах в военное время людей посторонних не делят на своих и чужих. Все посторонние — чужие, достижение цели в кратчайший срок — главное. Ширин потянула тетиву и прицелилась. Всадника спасло то, что именно в этот момент лошадь Ширин дернулась и начала падать на бок. Ширин отскочила в сторону, а всадник крикнул:

— Елена, не стреляй, я еще не завтракал!

Голос показался ей знакомым. На всякий случай, как только она снова обрела равновесие, Ширин не опустила лук, готовая в любой момент снова натянуть тетиву.

Лель соскочил на землю и приблизился, ведя обеих лошадей под узцы.

— Хорошо, что я тебя здесь догнал, — сказал он. — Там дальше путь узкий, с двумя лошадьми трудно пришлось бы.

— Что ты здесь делаешь?

— Чернику собираю. Доброе утро.

— Да, хорошо, но все-таки ответь на вопрос.

— Прогуливаюсь я, — сказал он. — Для аппетита. Очень свежий здесь воздух. Да, вот она, матушка-Русь. — Он потянул воздух ноздрями, изображая восхищение. — Такая, знаешь, очень впечатляющая держава. Очень такая, как бы, непринужденная и эстетически приемлемая. Верховая езда способствует аппетиту, а аппетит я потерял, Елена, как только увидел тебя в первый раз. И сон тоже потерял. И все мысли только о тебе.

Она не поняла, шутит он или нет. Юноша с порочным лицом не улыбался. Но неверные… впрочем, она теперь тоже неверная… иногда шутят не улыбаясь.

— Это ты ехал за мной все это время? — спросила она.

— Наверное я. Лошадь свою ты доконала, помрет лошадка теперь.

— Зачем тебе две лошади?

— Именно для такого случая.

— Не ври.

— На двух лошадях быстрее едешь. Одна устанет — пересаживаюсь на вторую. Говорят, что в дальних степях всадники и на четырех конях ездят. Так можно целый день галопом скакать. Скажи, Елена, я тебе нравлюсь? Правда я обаятельный? Ты тоже обаятельная. И высокая. У меня такой высокой девушки никогда еще не было.

Несмотря на то, что Ширин прекрасно понимала, что он за человек, сердце у нее екнуло слегка, грудь переполнилась — от открывшихся возможностей. Также, она понимала, что лучше бы эти возможности не использовать.

— Ладно, — сказала она. — Давай сюда лошадь.

— Не дам.

— Почему?

— Ты не ответила на мой вопрос.

— И не собираюсь. Давай лошадь.

— Нет.

Ширин протянула руку и схватила уздечку.

— Э, — сказал Лель.

— Хочешь я дам тебе в глаз? — осведомилась она.

— Ну уж сразу и в глаз.

— Отдай уздечку.

— Не отдам.

Она подумала, что он сейчас, как Гостемил, покажет ей язык. Но он не показал ей язык. Тогда она бросила лук и схватила его свободной рукой за запястье. Он вскрикнул от неожиданности и боли, отскочил, затряс рукой. Ширин усмехнулась.

— Ты что! — крикнул он. — Больно же!

— Сам напросился.

Подняв лук, она пристроила его к седлу, перекинула лямку сумы через плечо, поправила бальтирад, и сунула ногу в стремя.

— Ну и езжай, — сказал он. — Подумаешь. Все равно князя там нет.

Ширин выпростала ногу из стремени.

— Как это — нет? И откуда тебе известно, куда я еду?

— Как тебя просто поймать на слове. Сама же и призналась, что едешь к князю.

— А зачем мне это скрывать?

— Ну, как же… Я могу, например, рассказать об этом кому-нибудь.

— Не можешь.

— Почему же?

— Потому что я тебя сейчас убью.

Он почти поверил и попятился.

— Ну, знаешь ли, — сказал он.

— Не бойся, это быстро, — пообещала она, приближаясь.

— Елена, я пошутил, я… да постой же!..

Она схватила его за горло.

— Пошутил… — прохрипел он.

Одним движением она швырнула его на землю.