Польское Наследство

Астрар носила плошки и кувшины из кухни в столовую, суетясь. Ширин, заспанная, со все еще подбитым глазом (синева и желтизна постепенно уходили, но вид у девушки был тот еще), не очень понимая, что это все болтают и шумят, села на скаммель и указала Астрар, что вообще-то для вина нужна другая кружка, а не та же, из которой воду пьют. Астрар, недолюбливающая Ширин, сказала — «Пойди да возьми сама, у меня не двадцать рук», и села во главе стола. Гостемил велел ей переместиться, поскольку во главе стола должен сидеть хозяин. Хозяин же, подумав, сказал, «Я сейчас», и через некоторое время привел за руку слегка упирающуюся Орвокки и усадил рядом с собой. Орвокки тут же потупила глаза, положила руки на колени и ссутулилась. Хелье что-то сказал ей на ухо, она испуганно на него посмотрела, но распрямила спину.

Совершенно белесая, безбровая, с круглыми глазами и большими губами, Орвокки украдкой оглядела каждого присутствующего в отдельности, и тихо сказала:

— Здравствуйте, — вытягивая каждую гласную.

— Здравствуй, здравствуй, — ворчливо откликнулась Астрар.

Ширин пожала широким плечом.

А Гостемил, улыбаясь радушно, сказал:

— Здравствуй, Орвокки.

Она испуганно на него посмотрела.

Хелье похвалил кулинарные способности Астрар, она покраснела и сказала, «Да ладно, чего уж там, хорла…»

Вошли возницы, увидели, что Астрар сидит со всеми за одним столом, и сунулись было присоединиться, но Гостемил посмотрел на них так странно, что они тут же ретировались.

— Ширин, если не хочешь есть, давай плошку сюда, мне больше останется, — заметила Астрар.

— Зови меня Елена, — ответила Ширин суровым голосом.

Астрар скривила губы.

— А скажи, Орвокки, тебе нравится киевский рассвет? — спросил Гостемил.

Она снова испуганно уставилась на него.

— Многие любят смотреть на рассвет с Горки, — продолжал Гостемил. — Но это слишком банально. С пристани тоже банально. А вот если от этого дома дойти до реки и повернуть не к пристани, а на север, и пройти пол-аржи, то есть там такой бугорок, симпатичный. И получаются красивые отсветы, а город по правую руку освещается, если небо чистое, эффектно, с плавными такими тенями на домах, и тени прозрачные.

Орвокки, очевидно не привыкшая к светским разговорам, смотрела завороженно на Гостемила.

— Что ж ты, Хелье, не показал девушке рассвет до сих пор, — пожурил друга Гостемил.

— А так, — Хелье сделал неопределенный жест. — Мне, знаешь ли, все эти красоты…

— Медведь ты шведский. Как был медведь, так и остался. Смоленск твой — та же Швеция.

— Он не медведь, — Орвокки неожиданно вступилась за Хелье, и густо покраснела.

— Это я в переносном смысле, — объяснил Гостемил.

В дверь постучали. Астрар пошла было открывать, но Хелье ее остановил.

— Сиди, сиди.

Астрар не возражала. Было очень вкусно.

Хелье распахнул входную дверь и даже отступил на шаг, так удивился.

— Жискар! Вот уж кого не… Здравствуй. Заходи.

— С твоего позволения, хозяин.

— Какое еще позволение! Заходи, шапку и сленгкаппу кидай на ховлебенк, мы тут хвестуем неурочно, присоединяйся.

Жискар прошел вслед за Хелье в столовую.

— Вот, кто не знает, — сказал Хелье, — знакомьтесь. Это Жискар, а это — Елена, дочь Гостемила, и Орвокки, и Астрар.

Жискар поклонился.

— Здравствуйте. Гостемил, я не по поручению князя.

— Рад это слышать.

— И даже, — сказал Жискар, садясь, — не для того, чтобы предупредить тебя о немилости…

— Какой еще немилости? — подозрительно спросил Хелье. — Гостемил! Что ты сказал князю?

— Подожди, Хелье. Ага, у вас тут и вино есть! — Жискар сам налил себе из кувшина, пригубил, сказал, — Превосходно! — и пригубил еще. — Я, собственно, пришел, чтобы попросить прощения за свою незавидную роль в этом деле. За поведение Ляшко. И за поведение князя. Пришел по собственному почину.

— Вот как, — Гостемил серьезно смотрел на Жискара.

— Да, представь себе, болярин. Не будь Ляшко незаменимым человеком, я бы давно его убил, честное слово. Князь к старости стал порою мелочен и ревнив, а Ляшко ему потакает. Так вот, лично я, болярин, прошу у тебя прощения за все, что сегодня произошло.

— Да что произошло-то? — возмутился Хелье. — Что за таинственность?

— Что за немилость? — спросила Ширин.

— Дочь болярская? — Жискар некоторое время смотрел на Ширин, улыбаясь. — Прелестное дитя. Если ты выйдешь за меня замуж, я увезу тебя в Геную или в Венецию.

— Я не выйду за тебя замуж, — серьезно сказала Ширин.

— Да, я слишком стар для тебя, — согласился Жискар.

— Не поэтому.

— Меланиппе, не дразни Жискара, — попросил Гостемил. — Иначе из-за франкского легкомыслия он потеряет нить. Жискар, князь, стало быть, не скоро сберётся сменить гнев на милость?