Польское Наследство

— Не сильно. Бок ему кто-то пропорол. Он не сказал, кто и как. А от чуди его толку мало, она безрукая совсем. Нужно было рану промыть, перевязать. Теперь меня Ширин сменила. Дочь у тебя ничего, соображает, хоть и сволочь. А чудь — только глаза свои круглые таращит, и всего пугается.

— Надо бы его… к нему… сходить, — сказал Гостемил. И понял, что может двигать пальцами левой руки. Хороший признак. — И пожрать бы заодно.

— Уж я сказала, что сейчас приготовлю! — вдруг скандальным голосом заявила Астрар.

Ого, подумал Гостемил.

Она лежала слева от него. Было неудобно, но он все-таки умудрился дотянуться правой рукой до ее волос, захватить в кулак, и, приподняв, перетащить ее, взвизгнувшую от удивления и боли, на себя. Глаза ее оказались точно напротив его глаз.

— Ты, тетка, вот что запомни, — сказал он ей. — Если ты будешь ласкова и добра, то проживешь у меня и со мной, сколько сама захочешь. А кричать не нужно. В моем доме не кричат. Правда, это не мой дом, а дом Хелье. Но это несущественно, бовина санкта.

— А ну, пусти меня! — возмутилась она. — Ухожу я!

— А тебя никто и не держит.

Она сползла с ложа и стала долго, навязчиво одеваться.

— За все, что я для него сделала… это ж надо… такая мне благодарность от него… за волосы тягает, подумайте… все такие… аспиды…

Уж стар я, подумал Гостемил, чтобы терпеть в доме скандалистку. Впрочем, я и в молодости не терпел. Если уйдет, то жалко, но ничего не поделаешь.

Он выбрался из постели, распрямился, расправил рубаху, и двинулся к выходу. Она сделала вид, что ей все равно.

В столовой он обнаружил Ширин, занятую кормежкой отрока, которого он помнил — при наборе в ополчение отрок представился ему как «мразь подзаборная».

— Его зовут Завал, — сообщила Ширин. — Он сказал, что знает тебя.

— Знаю его, — заверил отрок с набитым ртом.

— Да, мы немного знакомы, — подтвердил Гостемил. — Один из самых достойных защитников города. Лично перетащил к Десятинной два камня. И третий бы перетащил, но увлекся киданием в костер веток. Искры его заворожили. Тем не менее, сделал больше, чем все сбежавшие ратники вместе взятые, к примеру.

— Защитник хоть куда, — сказала Ширин.

— Согласен.

— Я только поем и сразу уйду, — сказал Завал.

— Не ешь так быстро, — велела Ширин. — Это вредно.

— Зачем же уходить? — удивился Гостемил. — Посиди еще, время раннее.

Поддерживаемый под руку чудью, Хелье вошел в столовую.

— Ранен? — спросил Гостемил.

— Царапина, ничего страшного, — Хелье пожал плечами. — О! Хорошо здесь, тепло. У меня в спальне холод жуткий. Печь старая, надо бы переложить… Ах ты, забыл совсем! Орвокки, будь другом, сбегай в спальню, там калита на ховлебенке лежит, принеси.

Орвокки кивнула, широко открывая глаза, и пошла обратно. Хелье опустился на скаммель, прижимая ладонь к ребрам, и поморщился. Завал, возле которого присел Хелье, придвинул ближе к себе плошки, из которых беспорядочно ел, и покосился на новоприбывшего. Гостемил засмеялся.

— Не бойся, не отберут, — сказал он.

— Да, так все говорят, — возразил Завал. — А как зазеваешься, так и нет уже, схвитили все.

Гостемил, Хелье, и Ширин засмеялись.

— Илларион заходил, и сказал, что еще зайдет, — сообщила Гостемилу Ширин.

— Наверное ты ему нравишься, — предположил Гостемил.

Ширин сделала скептическое лицо.

— Не обращай внимания, — посоветовал ей Хелье. — Такой уж у тебя отец. Лишь бы ляпнуть что-нибудь.

Вскоре вернулась Орвокки с калитой, отдала Хелье, села рядом с ним и опустила глаза.

— Орвокки, — обратился к ней Гостемил, — тебе не холодно? Что-то ты одета легко. А может, меня просто знобит, не знаю.

Орвокки уставилась на него круглыми глазами.

— Чего ты все время таращишься? — спросил ее Завал недовольным тоном. — Есть человеку мешаешь.

Она уставилась на Завала.

— Не обращай внимания, — сказал ему Гостемил. — Это город так на людей неподготовленных действует.

— Это точно, — согласился с ним Хелье. — Вполне балаганный город. Все новые ужасно удивляются и глаза таращат. Я помню этот взгляд — у меня такой же был, когда я впервые Киев увидел. А сейчас я стал, как все жители, обыкновенный киевлянин. Из того же балагана. Поэтому не таращусь.

— Я тоже не таращусь, — сказала Ширин.

— Таращишься, — возразил ей Завал.

— С чего ты взял?

— Да уж, таращишься, — поддержал его Гостемил.

Ширин перевела взгляд на Хелье, и он кивнул. Она снова посмотрела на Гостемила, и до нее дошло, что эти двое ее разыгрывают.

— Да ну вас, — сказала она.

Гостемил и Хелье засмеялись.

— Не отодвигайся, — сказал маленький Завал большой Ширин. — Сиди рядом. Так теплее.

Теперь засмеялась Ширин.

Хелье вытащил из калиты свиток, развернул его, и пробежал глазами — грамота, которую он обнаружил у Насиба за пазухой. Грамота эта была ему знакома. «Предъявителю выдать любые повозки и столько лошадей, сколько он потребует. Добронега». Найди эту грамоту стража детинца, Ярослав заподозрил бы… что-нибудь… Хлопоты и заботы Марии — не мое дело теперь, что мне до ее забот. И все-таки — так оно спокойнее как-то. Он скрутил свиток и передал его Ширин.

— Ты ближе к печи. Будь добра, кинь это в огонь.

— А что это?