Польское Наследство

Сапожки, отороченные мехом, были готовы — сапожник свое дело знал. И пришлись они Лучинке впору. И были мягкие и теплые. И очень красивые. Лучинка с сомнением на них смотрела, не веря, но потом, по настоянию Хелье, все-таки надела, и хотела тут же снять, но он не позволил. И повел ее в ближайший крог, и заплатил хозяйке за баню. Были в Киеве и обычные бани, но Хелье предпочитал бани при крогах. Во-первых, там слабее топили, и Хелье это устраивало, он не любил, когда очень жарко. Во-вторых, баня в его понятиях не могла быть самостоятельным заведением — а всегда подсобным, вспомогательным. Не стесняясь Хелье, Лучинка разделась до гола в предбаннике, и он сам разделся, и пожалел, что не захватил из походного мешка галльский бальзам — но, позвав полового, обнаружил, что галльский бальзам имеется в кроге в наличии.

Сперва он позволил Лучинке помыться самой. Затем, уложив ее на низкий полок, на живот, он долго оттирал ей загрубевшие от постоянного хождения босиком ступни, и особенно пятки. Ей нравилось. Затем он тщательно вымыл ей голову, вылив на нее целую кружку бальзама — Лучинка жмурилась, плевалась, кривилась, но молчала. Обратив в конце концов внимание на стоящий хвой, Лучинка собралась было выполнить обязанности, но Хелье, сжимая зубы, сказал — нет, потом, перестань. И вышел — одеваться. Лучинка растерялась окончательно.

В обновках, в новых эффектных сапожках, Лучинка приведена была снова на торг, теперь уж — в лавку лучшего городского портного, услугами которого пользовалась сама княгиня Ирина. Портной об этом всегда всем сообщал.

— Да, — сказал Хелье. — Ты мне напомнил. Надо было мне в этот заход надрать княгине уши за неуважительное отношение. Понимаешь, — он повернулся к Лучинке, — хочу давеча ее повидать, а холоп не пускает, говорит — спит она.

Лучинка кивнула, ничего не поняв.

— Слушай, портной, — сказал Хелье. — Прислужница есть у тебя здесь?

— Как не быть, — откликнулся портной. — Что ж мне, добрый человек, самому что ли стараться — мерку с народа снимать? Я ведь портной, а не… землемер… какой-нибудь.

— Стало быть, с женщин у тебя снимают мерку женщины.

— Ну да. И с мужчин тоже. Мужчины любят. Ты что же, купец, никогда себе платья не шил? Не поверю. Вон то, что на тебе — можно было бы и лучше сшить, но все равно — богато, богато сделано. Странный какой стежок… Это где тебе такое строили?

— В Лиможе.

— Ничего, неплохо.

— Ты, портной, я вижу, дело свое знаешь. Вот, видишь, женщина со мной.

— Да. Ладная женщина, хорошая женщина, — взгляд портного заскользил по формам Лучинки. — Только очень стеснительная.

— Это пройдет, — заверил его Хелье. — Это из-за одежки. То, что на ней, ее смущает.

— А ведь прав ты, купец. Стыдно такой ладной женщине носить такое… стыдно…

— Именно поэтому мы сюда и пришли. И видишь ли, портной… — посмотрев на Лучинку, Хелье нагнулся к самому лицу портного и сказал тихо, — я не купец никакой на самом деле, это я так оделся, чтобы поменьше узнавали. А вообще-то я приближенный князя и троюродный брат Ирины.

Глаза портного округлились. И все равно Хелье показалось мало.

— Выполняю особые поручения, — сказал он.

— Какие же? — с сомнением спросил портной.

— Ну, например, казню врагов князя в подвале детинца…

Портной тяжело задышал, косясь на Хелье.

— Ну и пытаю иногда, приходится. Надо же кому-то этим заниматься. Иначе враги одолеют. Надо, я тебя спрашиваю?

— Надо, — твердо и испуганно сказал портной.

— Ну вот, видишь. Думаю, заготовки у тебя в запасе есть. Чтобы этой женщине новый наряд был через час. Рубаха, понева — словом, всё. А потом ты сделаешь ей еще… ну, скажем, десять разных нарядов. Зови помощницу, пусть снимает мерку. А заплачу я тебе…

Золото звякнуло о прилавок. Портной сказал, что все понял.

Хелье подошел к Лучинке.

— Мне нужно уйти ненадолго… — начал он.

— Не уходи, — Лучинка вцепилась ему в рукав. — Не уходи.

— Не бойся, — сказал Хелье. — Я только… пройдусь… нужно мне. Дело есть.

Появилась помощница — румяная, толстая девка.

— Пойди сюда, милая, — позвал Хелье. — Видишь, гостью я привел. Ты помнишь, как княгиня к вам заходила?

— Ха! — сказала девица, глядя на Хелье блудливыми глазами. — Придет она сюда, как же. Шутишь, купец? Мы сами к ней в детинец ходим, как позовет. В палаты.

Хелье подумал — не отвести ли Лучинку в палаты, не потеснить ли на время составления гардероба дуру Ингегерд — но решил, что не надо. Ингегерд бы не отказала, но не в этом дело.

— Хорошо, — сказал он. — Так вот. Сними с нее мерку, и чтобы все наряды были как у Ирины.

— Нельзя. Княгиня…

— Хорошо, пусть будет чуть хуже. Любой шелк, любой бархат — слышишь, портной?

— Слышу.

Хелье снова повернулся к помощнице.

— А обращаться ты с нею будешь, как с Ириной. А иначе я попрошу у князя позволения тебя выпороть на торге, прилюдно. Рядом с вечевым колоколом. И он мне не откажет.

— Ты так говоришь, — сказала девица, не испугавшись, — будто ты Жискар.

— Нет, я важнее Жискара.

Девица улыбнулась недоверчиво.

— Если не веришь — через час приведу сюда Жискара, и он подтвердит. Но тогда уж я точно тебя выпорю.