Польское Наследство

— Орден не осведомлен? — Сакр посмотрел на Ликургуса насмешливо. — Стало быть, не всезнающие вы. Эх, кабы я это раньше знал! Ну да ладно. А только сунулся визирь в Венецию, город византийский, отвязный, какой только швали там, то есть здесь, нет. И пока визирь расхаживал с важным видом по домам важных лиц, девка спуталась с каким-то проходимцем. И обратно в Каир прибыла уже в беременном виде. Визирь радовался, пока детки не родились, сразу двое, белесые. Потом, правда, потемнели, но это было потом. Человек себе места не находил, кричал страшным голосом, неистовствовал. И сгоряча продал жену работорговцу. Потом мучился долго. Нашел работорговца, нашел и того, кому работорговец ее сплавил, и сам же ее порешил. Потом опять жалел. С ним не поймешь — чего он хочет. А близнецов видеть не мог. И отдал их мне в дом! И я не мог ему отказать, потому что халиф мой, видя, что я раздумываю, как бы получше выйти из этого дела, стал на меня странно смотреть. А это очень страшно, когда халиф странно смотрит. В общем, взял я их себе, сдал на руки наставникам. Жизнь в доме превратилась в сплошной кошмар. Эти близнецы — парень и девка — ну, я ж говорю, никакой ваш Антихрист не сравнится. Понимали они с раннего возраста, что, вроде, ущемлены они — стояли друг за друга стеной, а чуть подросли — так сила неимоверная у них проявилась. Дом переворачивали. Моих детей и жен били. Уж я, заходя в дом, кольчугу надевал, опасаясь, что меня ткнут вертелом возле двери. Я их и запирал, и связывал, и голодом морил — ничего не помогало. А потом их заметил… учитель… боевых, хорла, искусств. Так с тех пор они вообще стали неприкосновенны. Пятнадцать лет мне покоя не давали, но недавно в какой-то специальный ранг посвящены были оба, и съехали наконец, съехали! Ворожиха одна мне по секрету сказала, что будут, мол, они, воевать где-то на севере, и в дом больше не вернутся — и то благо.

— Что ж, — Ликургус посмотрел по сторонам. — Поучительная история. Но что нам-то до нее? Чем она нам поможет? Насколько я понял, договор не расторгнут.

— И не может быть расторгнут! — радостно сказал Сакр. — Там так и написано — недействительным договор может быть объявлен только посланником самого… — Сакр показал глазами на небо. — Посланник сей являлся людям последний раз чуть больше тысячи лет назад, если верить вашим толкователям.

— Что-то я не помню такого… — задумчиво сказал Ликургус.

— Посланника?

— Нет, в договоре я такого не помню.

— На, посмотри еще раз.

Ликургус снова развернул парчу.

— Да, действительно…

Эржбета взяла договор у него из рук и тоже перечла, морщась, кусая губы.

— Подожди, подожди, — сказал Ликургус. — Эржбета, дай-ка мне эту писанину… Ага, вот оно… «… Высшей Воли…» Посланцем Высшей Воли… Ого! Посланцем?

— А что? — спросил Сакр.

— Послом.

— Да, возможно. Покажи. Да, правильно, послом.

— Волхвы тебе диктовали…

— Да, как умели.

— А ты исправлял несуразности, — отметил Ликургус. — Они по-гречески говорят сам знаешь, как.

— Ну и что?

— Сакр, греческий язык, известный тебе, родом из Константинополя.

— Да.

— А не из Афин.

— Да.

— И не из Спарты. И даже не из Алеппо.

— Ну и что?

— А то, — сказал Ликургус, — что в Константинополе слова «посол» и «наместник» в некоторых случаях означают одно и то же.

— Да?

Сакр неуверенно взял у Ликургуса парчу и перечел текст.

— Да, ты прав. Но это ничего не меняет.

— Почему ж, — возразил Ликургус. — Еще как меняет. Наместник Высшей Воли сидит за три столика от нас с двумя подозрительными девицами. Не вертите так головами, пожалуйста.

Ликургус поднялся.

— Подожди, не спеши, как же так, нужно подумать, — возразил Сакр.

Эржбета посмотрела на Ликургуса с надеждой.

— Иногда импульсивные решения — самые лучшие, — объяснил Ликургус.

Кроме наблюдательного Ликургуса, никто на площади не узнал бы Бенедикта в подвыпившем купце, одетом пестро и неряшливо, в берете набекрень, с пьяными глазами, даже если бы специально на него посмотрел. Даже не купец — купеческий сын, которому от недавней сделки отца перепали какие-то дукаты.

— А, вот кого не ждали, — сказал Папа Римский, глядя на подошедших к нему Ликургуса, Сакра, и Эржбету. — Какими судьбами! Присаживайтесь, сейчас принесут дополнительные сидения. А то я смотрю, к вам хозяин не подходит, игнорирует. Сидите и ничего не пьете. Здесь отвратительное вино, но оно все равно бодрит и веселит. Присаживайтесь живее, а то сейчас вся площадь нас заметит и захочет поучаствовать.

Он махнул неопределенно рукой, и в ответ на этот жест из таверны тут же выбежал хозяин, волоча два сидения. Поставил молча рядом со столиком Бенедикта, убежал обратно, и сразу вернулся, неся дополнительное.

— Я все сделал, как надо, и, надеюсь, претензий нет, — сказал Бенедикт Ликургусу. — Хронист пишет. Остался ночевать. Вернется завтра.

— Какой хронист? — спросил Ликургус.

— Которого… А! Ты не знаешь? Странные отношения с начальством. Впрочем, наверное это всего лишь каприз, и тебя не посвятили в тайну эту великую.